Сергей Шхиян - Кодекс чести

— Ни от кого ничего не могу добиться, — как бы отвечая на мой невысказанный вопрос, объяснил российский император.

— Этот камин? — спросил я, забыв, как позже догадался, прибавить в конце фразы обращение: «ваше величество».

— Этот, — недовольно подтвердил Павел, а потом неожиданно добавил: — А ты, братец, дерзок!

У меня хватило ума не начать допытываться, в чем он, собственно, усмотрел дерзость. Чтобы замять возникшую неловкую паузу, я подошел к камину и начал его осматривать.

— Ты под чьим началом служишь? — спросил Павел, видимо окончательно пораженный моим неуставным поведением.

Я высунул голову из топки и ответил:

— Я, ваше величество, не служу. Меня пригласили со стороны, так как во дворце не осталось своих трубочистов.

— Как так не осталось? — удивленно спросил царь. — Куда же они подевались?

— Говорят, что уволены по вашему приказу, и два года никто не чистит дымоходы. Так недолго и до пожара…

— Кто сказал, что по моему приказу?! — вспыхнув глазами, закричал царь.

— Кто-то из дворцовых слуг, а кто не помню, — соврал я. — Говорят, что уволили вы их из экономии…

Павел ненадолго задумался, вероятно, восстанавливая в памяти события двухлетней давности, потом почти спокойно сказал:

— Развелось тут нахлебников… Так ты не дворцовый, потому и этикета не блюдешь, — успокоился император. — И сколько тебе денег за работу посулили?

— Обещали не обидеть, а конкретно разговора об оплате не было, — ушел я от прямого ответа.

— Коли хорошо почистишь, то велю наградить тебя пятаком! — совершенно серьезно объявил мне русский царь.

От такого скопидомства у меня, видимо, округлились глаза, и Павел не преминул заметить:

— Ну, ништо, будешь помнить царскую милость!

О том, что высшие советские руководители совершенно не разбирались в системе цен, я слышал. Мне как-то рассказывала старушка-шляпница, всю жизнь обслуживавшая советскую элиту, что жена видного, как тогда говорили, советского общественного и политического деятеля, секретаря Президиума Верховного Совета СССР Георгадзе, за две сшитые ею меховые шапки из драгоценных мехов заплатила пять рублей. Однако от царя я такой простоты не ожидал и, не удержавшись, съязвил:

— Премного благодарен, ваше императорское величество, век буду помнить вашу монаршую милость! Я за этот пятачок куплю пол-лаптя и на стенку повешу!

— Почему пол-лаптя? — удивился Павел Петрович, — Разве лапти половинами бывают?

— Так на целый лапоть этих денег не хватит, — объяснил я, невинно глядя ему в глаза.

Император понял насмешку и нахмурился. В глазах его мелькнуло недоброе выражение, но он сдержался и, отвернувшись от меня, велел приступать к работе.

— Мне нужны инструменты, позволите сходить, принести?

— Тебе принесут, — мрачным голосом произнес монарх и отдал приказ как из-под земли появившемуся лакею:

— Вели принести скребки и ведра, трубочисту работать.

Откуда Павел знал, чем чистят камины, я не понял. Возможно, просто косил под Петра Великого. Не зная, чем занять время, я подошел к камину и начал его осматривать. Устроен он был совсем примитивно, без обязательного «зуба» внутри, перекрывающего противоположное горячим газам поступление холодного воздуха с улицы.

— Камин-то, поди, дымит, — сказал я, опять позабыв повеличать императора.

— Отчего ты знаешь? — почему-то резко спросил Павел.

Я пространно пересказал книжку про печи и камины, которую прочитал, когда делал печь у себя на даче. Император внимательно слушал. Похоже, ему было интересно.

— Откуда ты всё это знаешь? — поинтересовался он, когда я замолчал.

— Из специальной литературы, — опрометчиво ляпнул я. Меня в тот момент интересовала не любознательность царя, а стоит ли использовать наше знакомство для решения Алиного вопроса.

— Так ты умеешь читать? — удивленно спросил Павел.

— Слегка, по складам…

— А говоришь гладко… Может, ты и французский язык знаешь?

— Чего не знаю, того не знаю. Разве что отдельные слова.

Павла мой ответ не удовлетворил. В глазах его появился тревожный блеск.

— А про якобинцев и жирондистов знаешь? — вкрадчиво поинтересовался он.

— Это, кажется какие-то французские группировки? — уточнил я, плюнув на излишнюю осторожность. — Слышать слышал, но кто они такое и чем занимаются, не интересовался. Говорят, что они просто болтуны. Не беспокойтесь, ваше величество, в России эти идеи не приживутся.

— А ты почем знаешь? — спросил царь, со всё большим вниманием глядя на меня.

— Про французские идеи не знаю, а вот про Россию знаю. Народ у нас для демократии не созрел, у нас доброго царя любят.

— А я какой? — поинтересовался царь.

Меня прямо черт подталкивал сказать «странный», но благоразумие победило, и я пошел на прямую, грубую лесть:

— Я вас и имел в виду, ваше величество.

— Я не добрый, — подумав, объявил император. — Я строгий, но… справедливый. А теперь объясни мне, откуда ты, смерд, знаешь грамоту и греческие слова?

— Какие такие греческие? Я вроде с вами по-русски говорю.

— А «идея», а «демократия»? Лукавишь, лукавишь, раб!

Эпитеты, которые в мой адрес употребил император, меня разозлили.

«Да, пошел, ты! — подумал я. — Сам-то ты кто такой!» К тому же я уже столько наговорил, что мне всё равно придется отступать из дворца с боем. «В крайнем случае, возьму его в заложники или пришибу», — решил я, глядя на субтильную фигурку и тонкую шею монарха. Страха перед «помазанником» я не испытывал.

— Я не раб и не смерд, — строго сказал я, прямо глядя в настороженные, готовые вспыхнуть очи императора.

Павел, встретив «дерзкий» взгляд, попытался подавить меня своей нервной яростью. Я не испугался. Это оказалось для него так непривычно, что он первым отвел глаза. Похоже было, что царь сам слегка струхнул. Он непроизвольно отступил на несколько шажков.

— Тогда кто вы такой? — спросил он, перейдя на «вы» и косясь по сторонам.

Естественно представляться ему я не собирался, а потому вспомнив, что Павел Петрович был масоном и кавалером Мальтийского ордена, нагло соврал:

— Я вольный каменщик!

Так называют себя масоны. Услышав о каменщиках, царь подобрел лицом, и из глаз его исчезла тревога.

— Что же ты раньше не назвался, брат?

— Это тайна, которую не должен был знать никто, даже вы, ваше императорское величество, — я начал блефовать и импровизировать. — Тем более что здесь я нахожусь просто как трубочист. Знаете ли, бабки очень нужны, вот и решил подхалтурить…

Павел не поняв половины слов, в смысл всё-таки врубился:

— Пусть так, я понимаю вашу нужду, но всё-таки это моя империя…

— Всё что я делаю, Государь и брат, служит во благо вашего величества и российского государства. Для нас с вами что главное? Это чтобы крамола с Запада не распространилась на Восток, а для этого нужно иметь точную информацию, то есть разбираться в диспозиции сил.