Владимир Романовский - Хольмгард

Вечер был неурочный, Детин должен был придти только завтра, и Любава решила провести время за чтением какого-нибудь фолианта, благо их у нее теперь имелось целых восемь грунок. Служанка и повар ушли — первая спать, второй в город. Поэтому, когда в дверь постучали, открывать пришлось самой Любаве.

Она спустилась вниз, поправляя поневу и волосы.

— Кто там?

— Это я, — раздался за дверью знакомый баритон.

Любава отодвинула засов. Войдя, Рагнвальд подождал, пока она запрет дверь, и только после этого снял с лица повязку.

— Возможно, я не должен был приходить к тебе, — сказал он мрачно. — Возможно за мной следят. Не знаю.

— Ты в немилости? — спросила Любава, кивком приглашая его пройти в гостиную.

— Пожалуй, что так. Но мне необходимо знать, что здесь происходит, и, увидев тебя давеча на состязаниях, я понял, что именно ты можешь мне об этом рассказать без всякой корысти.

— А дом этот ты как нашел?

— А я следил, куда ты шла.

Любаве это не очень понравилось. Но, в конце концов, это ведь Рагнвальд. Ну, следил и следил. Мог бы просто спросить, но, может быть, было не с руки.

— Пить, есть хочешь?

— Нет. Не до того. Где князь? Почему его не было на состязаниях?

— Его нет в Новгороде. Он в Верхних Соснах.

— Что он там делает?

— Живет.

— С молодой женой.

— Да. Неужели ты до сих пор ее не забыл? Не виделись больше года.

— Это не так.

— Между вами ничего не было?

Рагнвальд улыбнулся грустно и молча взглянул на Любаву.

— Было? — спросила она.

Он кивнул и перестал улыбаться.

— Меня давно не было в городе, — сказала она. — Я нынче вдова и содержанка.

— Листья шуршащие! — сказал Рагнвальд. — Это как же? Что случилось с мужем твоим?

В двух словах она поведала ему о своих недавних злоключениях.

— А потом меня приютил хозяин этого дома.

— Приютил? Вот оно что. Вояка какой-нибудь престарелый? До чего ж люди… все-таки… Хм.

— Нет. Купец.

— Купец? Ну, знаешь… Тебе нужно было обратиться ко мне.

— Да, — сказала она. — Вот только ты, когда мы последний раз виделись, не сказал, где ты будешь меня ждать. Чтобы к тебе обратиться можно было.

Рагнвальд присел на ховлебенк, тяжело вздохнул, и сказал, глядя в сторону:

— Ну, прости. Хочешь, я тебя куда-нибудь увезу прямо сейчас? Только…

— Только?…

Он посмотрел на нее затравлено. Она и сама все понимала прекрасно.

— Все мое состояние, все мои земли к твоим услугам, — сказал он. — И сколько угодно ратников.

— Со мною все в порядке, — заверила его Любава. — Мне нынче весьма привольно живется. Мне никогда раньше так привольно не жилось.

— Ты серьезно?

— Да. Не мучайся ты так. Ты мне ничем не обязан. Что у тебя на душе, Рагнвальд, выкладывай.

Он поерзал, встал, прошелся по комнате, и снова присел на ховлебенк.

— Не могу я больше, вот что. Дай мне слово, что никто не узнает о том, что я тебе сейчас скажу.

— Вот уж мило! — ответила Любава. — Милее не придумаешь. Нет уж.

— Почему?

— Тайны раскрываются иногда так внезапно. Кто-то что-то подслушает где-нибудь, или кто-то кому-то скажет в нетрезвом виде, а виноват всегда тот, с кого взяли слово.

— Но мне нужно тебе сказать!

— Говори просто так, без клятв. У меня нет привычки посвящать посторонних в тайны, которые мне не принадлежат. Но всякое может быть. Вдруг я напьюсь и выболтаю что-то, или схватят меня и начнут пытать, а может кто-то еще, посвященный в твою тайну, откроет ее всей округе, а ты подумаешь на меня.

Рагнвальд еще раз вздохнул. Лицо его осунулось, глубоко посаженные и одновременно выпуклые глаза застыли, глядя в одну точку.

— Хорошо, — сказал он. — Завтра будет все равно в любом случае. То есть, не совсем все равно, но большой важности… Э…

— Да говори уж.

— Ингегерд в Верхних Соснах, не так ли.

— Так.

— Я туда поеду. Ярислиф… Ярослав… предупредил меня, чтобы я не смел показываться ему на глаза.

— Но ты все равно поедешь.

— И постараюсь не показываться ему на глаза. Я попытаюсь выкрасть Ингегерд. Уже почти все готово, все приготовления… э… произведены.

Любава присела напротив.

— Так, — сказала она.

— Завтра я зайду к тебе опять.

— Только не завтра.

— Почему?

— Завтра здесь будет Детин.

— Выпроводить нельзя?

Любава закатила глаза. Люди, зацикленные на себе, бывают иногда так непонятливы.

— Хорошо, — сказал он. — Послезавтра. Я оставлю у тебя кое-какие хартии. Грамоты. Если у меня получится, я пришлю за ними гонца. Если нет — воспользуйся ими, когда и как тебе будет угодно. Также, я оставлю тебе дарственную на все мои владения. Правда, тебе придется, в случае провала моего плана и моей возможной гибели…

— Гибели?…

— Не перебивай. Придется тебе спорить с некой не очень приятной особой. Она… в общем, мы с нею… муж и жена.

— Ты женат?

— Это несерьезно, и это не имеет значения. Это был деловой брак. Вот, в общем, и все. Согласна?

— Зачем ты принял участие в состязаниях? Ты привлек к себе внимание.

— Мне показалось, что среди зрителей была Ингегерд. Но я ошибся.

— Ты безумен, Рагнвальд.

— Это верно. Согласна ли ты, Любава?

— Я подумаю.

— Некогда думать. Послезавтра, ближе к вечеру, я к тебе приду. Жди.

— Ты впутываешь меня в темное дело.

— Не темнее, чем некоторые прошлые наши с тобою дела.

— Не хочу.

— Я все равно приду.

Рагнвальд поднялся — длинный, бледный, зловещий. Поправив сверд и сленгкаппу, он наклонился, поцеловал Любаву в щеку, резко выпрямился и быстро зашагал к двери. Любава смотрела ему вслед, борясь с нехорошими предчувствиями.

Следующим вечером Детин явился к Любаве поздно и в плохом настроении. Служанка подала ему вино и пегалины и ушла спать. Любава села, как он любил, напротив, подперла подбородок ладонью, и посмотрела ясными глазами. Детин пригубил вино, отодвинул кубок, к пегалинам не притронулся.

— Я не против визитов, — сказал он. — Как я уж тебе говорил, ты можешь принимать у себя, кого хочешь и когда хочешь, кроме вечеров, принадлежащих мне. И все же.

Что именно ему известно, подумала она. Стоит ли отпираться и отрицать? Или, может, следует частично что-нибудь признать, а там видно будет?

— Он бывший твой любовник, не так ли?

Оказалось, известно ему многое.

— Да.

— Он приехал в Новгород специально, чтобы увидеться с тобой?

— Нет.

— Не лги.

— Я не лгу. Он попросил меня о помощи.

— Какой именно?

— Не имею права говорить. Это не моя тайна.

— Какие еще тайны! Он вернется?

— Возможно.

— Нет.

— Что — нет?

— Я поставлю охрану. Его схватят и все ему объяснят.

— Ты этого не сделаешь, — сказала Любава, выпрямляясь. — Как ты смеешь! Тебе захотелось меня унизить?