Александр Шуваев - Гном. Часть 3

– Доктор Чельвецки хочет также обсудить возможность закупки грузовиков ГАЗ модели «5».

– Переведите ему, пожалуйста, что модель не приспособлена к интересам иностранного потребителя и не предназначена к поставкам за рубеж. К продукции завода уже проявили интерес иностранные заказчики, и теперь готовится новая, усовершенствованная модель, которая…

– Это очень интересно, и доктор Чельвецки непременно хочет быть в ряду первых покупателей новой модели. Но до того момента хотел бы купить пятнадцать тысяч машин модели «5» текущей серии. Транспорт нужен срочно, а эти люди не будут предъявлять претензий.

Попробовали бы только… Да, техническое убожество. Да, после часа вождения чувствуешь себя, как после рабочего дня на каменоломне. Зато управление чуть посложнее, чем у мотыги, но уж явно попроще, чем у винтовки. И почти невозможно сломать даже нарочно. Именно то, что нужно для тупых пеонов, – или как их там? – поскольку именно их он решил осчастливить этими русскими колесными дыбами. Надо брать грузовые перевозки в свои руки, по крайней мере, на побережье Аргентины.

А то, что они всерьез собираются сделать этот агрегат удобнее, смутно беспокоило. Потому что вроде как нарушало некий нигде не прописанный, но всем известный порядок вещей. Известное всему миру неумение и нежелание русских заботиться об удобстве водителей, курсантов, пассажиров, военных летчиков, крестьян, покупателей, посетителей присутственных мест, станочников, жильцов и домохозяек, – не говоря уж о заключенных, – было неоспоримым и неотъемлемым элементом этого порядка. Существовали странные исключения, – вроде столичной «подземки», но они стояли как-то наособицу, не опровергая постулат, а, вроде бы, даже его подтверждая.

Он предложил хамскую цену в шестьсот долларов за новую машину, и понял, что совершил ошибку. Русские не были народом торгашей и торговаться не любили. Это веселое, очаровательное занятие, которое так любят на Востоке, не развлекало их, а странным образом смущало и даже раздражало. Торгуясь, они становились нервными, мрачными и глядели подозрительно. Назови он сразу следующую цену, это могло бы и прокатить, но теперь они не пожелали продавать и за семьсот пятьдесят. И вот тогда-то до него и дошло, что грузовики эти ДЕЙСТВИТЕЛЬНО позарез нужны им самим, не намного меньше, чем то самое зерно, и они с удовольствием оставили бы у себя любое разумное их количество. Сторговались по восемьсот шестьдесят. Он ушел окрыленный, но, спохватившись, прибежал спозаранку уже на следующий день: шины. Потрясающие, исключительные шины «Модели «5», прекрасно подходящие к «фордам». Другие изделия из резины тоже, но шины в первую очередь.

Суммарный объем сделок в послевоенной Европе вообще, и сделок с участием СССР в частности может вызвать глубокое почтение даже и в наше время. В считанные годы и даже месяцы, пока действовал рассчитанный на стандартные для СССР пять лет Большой План (потом, впрочем, тоже: за пределами Союза) создавались колоссальные состояния. Тут напрашивается слово «дутые», но по факту оно подходит плохо. Тогдашние нувориши, за исключением спившихся, сошедших с круга, убитых конкурентами и решивших, что им хватит, остались столпами бизнеса и потом. А, в лице потомков и наследников, так и до сих пор. Очевидно, связано это с тем, что занимались они в те поры исключительно вещами актуальными, земными, предельно конкретными и содержательными: горючим и транспортом, продовольствием и текстилем, лекарствами и электричеством. Все они считали, что нещадно обманывают наивных русских и не понимали только, почему те вовсе не разоряются, а, вроде как, даже наоборот. Ну те, кто понимал по-настоящему, знали главную причину феномена: в те поры в Европе с Америкой с одной стороны, и СССР – с другой, были слишком еще отличающиеся структуры потребительских цен. Те товары, что были ни по чем с этой стороны, в СССР требовались прямо-таки позарез, и вздутая, по мнению партнеров, цена вовсе не казалась русским такой уж высокой. Второй главной причиной был наплыв квалифицированных рабочих рук из охваченных безработицей областей и стран. Оседлав волну, власти в Союзе, с одной стороны, эксплуатировали их нещадно: сорокавосьмичасовая рабочая неделя плюс почти обязательные сверхурочные, которые, впрочем, честно оплачивались в полуторном размере.

Второй стороной, куда более тонкой, сложной, и, в конечном итоге, важной было неуклонная решимость в разы повысить производительность труда, воспользовавшись теми принципами организации, которые поневоле привносили с собой чужаки.

Для того, чтобы придать «реформированному» рублю реальное содержание, его временно «обеспечили» горючим: за рубль в любой момент можно было получить литр бензина. Это была вынужденная мера, поскольку в тот период в СССР трудилось чрезвычайно много иностранных граждан, от пленных немцев и до британских инженеров, чей труд оплачивался исключительно в рублях. Вот они и вывозили поначалу топливо. Загружали канистрами и бочками целые вагоны. Нанимали «в складчину» целые цистерны отдельно и составы из цистерн топлива, которое впоследствии реализовывали за национальную валюту, а, чаще того, за незыблемо стоящий и безудержно растущий Доллар США. На короткий период вокруг этого вырос даже целый слой жучков-перекупщиков, но потом, осознав неладность положения, Совнарком враз прекратил эти безобразия. ГККЖТ, Государственная Коммерческая Компания Жидкого Топлива открыла склады на всех узловых железнодорожных станциях вплоть до Пиренеев. Разумеется, – никаких пошлин, и поэтому, как в Башкирии, так и в Москве, как в Варшаве, так и в Париже: за реформенный рубль – литр бензина. Теперь иностранные работники не заморачивались с канистрами и перекупщиками, спокойно вывозя рубли. После этого «жучки» сохранились, но уже в несравненно более скромных количествах. Чего русские никак не ожидали, так это того, что «возвращенцы» так быстро сорганизуются, на какой-то период практически монополизировав розничную торговлю жидким топливом в разоренной, но, вроде бы, оживающей Европе. Явочным порядком рублик стали использовать в расчетах и по другим сделкам, с топливом не связанным.

– Скажите пожалуйста, Александр Иванович, – нарком легкой промышленности счастливо улыбался, – вы это, если не секрет, у кого покупали? И почем? Или опять этот ваш натуральный обмен с американцами?

В руках он держал белую, как свежевыпавший снег, тугую прядь какого-то волокна, явно отрубленную или отрезанную от какого-то более длинного конца.

– Это? Да ни у кого.

– Послушайте, товарищ Берович, уж в чем-чем, а в хлопке я разбираюсь. У нас не растет сортов с такой длиной волокна. Оно длиннее, чем у лучших селекционных сортов на основе египетского хлопка в пять-шесть раз, как минимум. Не говоря уж об американских. Из этого можно сходу производить лучшие сорта батиста. Так называемый «маркизетт».