Владимир Шигин - Похититель императоров (Собрание сочинений)

Голицынский кабинет, в котором лежал князь Петр Иванович, выходил всеми четырьмя окнами в сад и уютным видом своим веселил душу. Дни стояли еще вполне сносные. Солнце хоть уже не грело, но светило достаточно ярко. Окружающие леса с каждым днем все больше одевались в красно желтую листву.

Багратион с каждым днем становился веселее и общительнее. Вокруг уже крутились подхалимы.

– Для того чтобы находиться повсюду с вашим превосходительством, надобно иметь две жизни! – нашептывали льстецы-адъютанты и падкому на лесть Багратиону.

Тот великодушно кивал своей кудлатой седой головой:

– Что да, то да, до войны я зол!

Каждый день, я выискивал предлог, чтобы пару раз побыть рядом с раненным. Говоря с князем о чем угодно, я, между тем, подключал каналы и работал по схеме космоэнергетического сеанса. Через пару дней Багратион уже сам позвал меня к себе:

– Я хоть всего лишь пехотный генерал, но все же сообразил, что ты тут со мной беседы ведешь не ради бесед, а что-то колдуешь, – хитро прищурившись, обратился он ко мне. – Ведь так?

– Так и есть! – не стал отпираться я. – Но это не колдовство, а древняя система врачевания.

– Уж не знаю, что это там за система, но после твоих посещений я чувствую себя значительно лучше, так, что ты больше не секретничай, а делай все так, как считаешь нужным.

– Было бы желательно, чтобы во время моих сеансов вы лежали с закрытыми глазами и молчали.

– Ну, хоть думать о чем-то можно?

– Можно, но при этом старайтесь, ни на чем конкретном не сосредотачиваться. Пусть мысли пролетают мимо и летят дальше. Отпускайте их без всякого сожаления и ждите новых…

– Что ж, тогда не будем откладывать! – генерал откинулся на подушки и закрыл глаза. – Мне надо как можно скорее вернуться в строй! Ради этого можно и мысли мимо пропустить.

Я представил падающий золотой луч, произнес нужный пароль для открытия лечебного канала, и мы продолжили лечение.

– Я поражен, ваше превосходительство! – покачал головой во время очередного посещения профессор Гильдебрант, оглядевши рану в свой допотопный одинарный лорнет. – Я еще никогда не видел, чтобы столь тяжелые раны затягивались столь быстро. Могу теперь сказать вам, положа руку на сердце, что отныне никакой опасности вашей жизни больше нет, как нет и опасности вашей ноге. Теперь остается лишь ждать, когда срастется нога, тогда можно снова на войну!

– А сколько ждать, когда срастется нога? – сразу же навострился Багратион.

– Ежели все пойдет так же, как и с вашей раной, думаю, ждать придется недолго. – уклончиво ответил доктор.

Едва Гильдебрант покинул князя, как тот велел мне сесть на стул около его кровати.

– Давай, Колзаков, проводи со мной свои сеансы не по два, а по три, а еще лучше, по четыре раза в день, чтобы нога быстрей поправилась!

– Давайте по три, а то четыре, это уже перебор.

– Ну давай хоть по три!

С этого дня мой пациент уже во всем беспрекословно слушался меня, к определенному неудовольствию окружавших нас докторов.

Скоро Багратион, которому становилось с каждым днем все лучше, уже просил давать ему шампанское. При этом он был горд собой и говорил мне, после каждой перевязки:

– Вот я и очередную операцию вашу вытерпел! Ну, а теперь давай снова колдуй над моей ногой. А я после войны, я возьму тебя, Колзаков с собой на Кавказские воды. Попьешь со мной целебной водицы.

Адъютанты завистливо поглядывали на меня. Такое приглашение было, видимо, пределом их мечтаний.

В один из дней Багратион написал письмо лечившемуся в недальнем селе Андреевка графу Воронцову письмо. Я напросился его отвезти. Несмотря на то, что имелась возможность поехать в коляске, я отправился на коне, чтобы лишний раз попрактиковаться в верховой езде.

До Андреевки добрался без приключений. Село напоминало разворошенный муравейник, всюду сновали раненные солдаты и офицеры. Это, впрочем, я и ожидал увидеть, ведь согласно истории войны 1812 года граф Воронцов, сам, будучи раненным, приказал сопровождавшим его лицам подбирать всех встреченных на дороге раненных и свозить их к себе в Андреевку. Таковых набралось более трех сотен солдат и за полусотню офицеров. Все они лечились и столовались, а затем были и обмундировывались за счет Воронцова. При этом сам граф впоследствии очень не любил, когда, кто-то благодарил его за эту доброту, вспоминая проявленное бескорыстие.

Тяжело раненный мушкетной пулей в бедро, граф передвигался на костылях, тем не менее, встретил меня на крыльце своего дома. Одетый в новый «с иголочки» мундир, он был безукоризненно выбрит и надушен. Открытый взгляд широко раскрытых голубых глаз и мягкая улыбка молодого генерала располагала к себе.

– А, Колзаков! – приветствовал он меня. – Рад, что вы уцелели в бородинской мясорубке!

– Князь волнуется, как ваша рана?

– Сами видите, что уже прыгаю на костылях. Когда меня немощного закинули в стоявшую неподалеку телегу, чтобы перевязать, очередное ядро отшибло у ней колесо, и телега рассыпалась в мелкие обломки. После сего я уже потребовал, чтобы перевязывали прямо на земле, – с легкой иронией рассказал мне граф. – Впрочем, бог милостив и все обошлось.

Прочитав письмо Багратиона, остался им доволен.

– Князь пишет, что дело его идет на поправку. Отдельно хвалит и вас за вашу преданность и сострадание. Через час обед и я приглашаю вас разделить трапезу со мной и моими гостями. Пока же можете отдохнуть, а мне, увы, пора на перевязку.

Пройдя в общую комнату, я увидел в ней генерала и несколько офицеров. Представился им. Они мне. Генералом оказался шеф Екатеринославских кирасир Николай Васильевич Кретов, офицерами: командир Орденского кирасирского полка граф Гудович, командир Нарвского пехотного подполковник Богдановский и лейб-гвардии Егерского полка полковник Делагард. Все раненные и перевязанные, но жизнерадостные и даже веселые.

– Садитесь, Колзаков, – пригласили меня собравшиеся, – Расскажите о князе Петре и вообще, о том, что знаете. А то мы здесь сидим как бирюки.

Я не стал себя упрашивать и в общих чертах рассказал о лечении Багратиона и о наших с ним злоключениях. Затем настал черед «воронцовский квартирантов» рассказать о здешних делах.

Первым делом мне было рассказано о благородстве Воронцова. Дело в том, что когда раненного графа привезли домой в Москву, все свободные строения были заполнены ранеными, часто лишенными какой бы то ни было помощи. На подводы же из воронцовской усадьбы грузили для отвоза в дальние деревни барское добро: картины, бронзу, ящики с фарфором и книгами, мебель. Воронцов приказал вернуть все в дом, а обоз использовать исключительно для перевозки раненых в Андреевское. Об этом я когда-то уже читал, но все равно выслушал рассказ с неподдельным интересом. Одно дело, когда читаешь что-то в исторических трудах и совсем иное услышать ту же историю из уст непосредственных участников событий.