Владимир Шигин - Похититель императоров (Собрание сочинений)

– Да уж! – только и сказал фельдмаршал.

– Но самое удивительно ждет вас завтра после полудня!

– Что же именно? – насторожился фельдмаршал.

– Завтра Наполеон пришлет парламентера просить мира, причем это будет недавний посол в России генерал Лористон.

Кутузов сидел, смотря на меня, а я так же молча сидел напротив и смотрел на него. Наконец, старец встрепенулся:

– Ну, завтра проверим твое ясновидение, а сейчас рассказывай уж мне свою будущую жизнь!

И я начал рассказывать о себе, о своей службе, о Чечне, о праздновании 200й годовщины Бородина, о том, как оказался в эпицентре сражения. Кутузов меня не перебивал. Периодически я поглядывал на фельдмаршала, оценивая, насколько он верит моим фантастическим бредням. Но лицо старика было непроницаемым и серьезным. Что-что, а владеть собой старый полководец, видимо, умел здорово. Несколько раз в приоткрывавшуюся дверь и в горницу с озабоченным видом заглядывали штабные генералы и адъютанты, но всякий раз Кутузов изгонял их не нетерпеливым жестом. За оконцем уже стало темнеть, когда фельдмаршал, наконец, меня прервал:

– На сегодня, думаю, достаточно! Теперь о твоей личной судьбе. Назначаю тебя своим адъютантом… нет, лучше офицером для особых поручений. В должность выступишь с завтрашнего утра. Предполагаю, что средств для жизни у тебя тоже нет, посему утром получишь оклад на три месяца вперед, так же подъемные и провизионные суммы. Я об этом тоже распоряжусь. Да и главное – о нашем разговоре никому ни полслова. Ступай!

Закрыв за собой дверь и очутившись в сенях, я сразу же обнаружил себя в окружении разгневанного штаба.

– Что вы себе позволяете, сударь! – первым возвысил на меня голос генерал Беннигсен – Фельдмаршал стар и порой забывает о времени, но вы же носите флигель-адъютантский аксельбант, следовательно, должны понимать, что сейчас война и нельзя забирать у главнокомандующего несколько часов на всякую ерунду!

– Извините, ваше превосходительство, но мы решали вопросы государственной важности! – вскинул я голову.

– Какой еще там государственной важности? Вы только что прибыли от постели раненного Багратиона. Какая там важность – график приема пилюлей? – сыронизировал под смех собравшихся злоречивый Ермолов.

– Не только государственной важности, но и государственной секретности! – щелкнул я каблуками – Так что честь имею!

– Вот еще один «момент» у нас появился. Как в полк Ванькой-ротным, так извините, как в штаб бумагоношей, так, когда изволите! – услышал я, уходя, уже себе в спину, чью-то не слишком умную остроту.

«Моментами» в армии всегда именовали паркетных шаркунов, ловящих чины и ордена подле большого начальства. Ну, ладно, посмотрим, кто из нас настоящий «момент». Однако настроение мне остроумцы все же подпортили.

– Добрый вечер, господин моряк! – неожиданно подошел ко мне и пожал руку, вошедший с улицы генерал Неверовский. – Помню, помню вас, как храбро держались при Бородине! Как нынче здоровье князя Петра? Когда мы увидим его в своих рядах?

– Кризис миновал, и Петр Иванович идет на поправку. Думаю, что через несколько месяцев он снова поведет нас в бой.

В соседней избе меня напоили горячим сладким чаем и предоставили походную раскладную койку с ворохом свежего сена.

Назавтра я снова был вызван к Кутузову. С первых минут беседы стало понятно, что наши отношения с главнокомандующим стали куда более доверительными. Фельдмаршал теперь именовал меня не иначе как «голубчик». Впрочем, выглядел Кутузов озабоченным. Не скрывая от меня своей желчи, он говорил, что почти весь генералитет склоняет его к немедленному наступлению. Об этом говорили Коновницын и Ермолов, Багговут и Платов, и даже преданный фельдмаршалу полковник Карл Толь. Но, конечно, больше всего старался интриган Беннигсен, которого все время подбивал на провокации британский уполномоченный полковник Вильсон, которому не терпелось разделаться с ненавистным Наполеоном чужой кровью. Вместе с Ростопчиным он строчил пасквильные письма императору Александру, обвиняя фельдмаршала в нерешительности и медлительности, да и вообще во всех смертных грехах.

Кутузов обо всем этом был прекрасно осведомлен и, когда к нему через полчаса зашел Беннигсен, фельдмаршал не удержался, чтобы не съязвить даже при мне:

– Мы с вами никогда не сговоримся, барон: вы все печетесь о пользе Англии, а по мне, пойдет она нынче на дно морское, так я и не заплачу!

Тот, вспылив, высочил прочь, громко хлопнув дверью.

Кутузов только покачал седой головой, потом обратился ко мне:

– Меня даже не столько раздражает этот самонадеянный ганноверец, как приставленный соглядатай Вильсон, чьим нашептыванием Беннигсен внимает. Вильсона интересует лишь одно – разгром Наполеона во имя разрушения континентальной блокады Англии. Вильсону не терпится поскорей поймать Наполеона и уничтожить его империю. Ни судьба России, ни русская кровь его совершенно не волнуют. Говорят, что в одном из приватных разговоров он упрекал меня в мягкотелости за то, что я, по его словам, жалею русских солдат. Говорит, чего, мол, жалеть-то, в России баб много – они всегда новых нарожают. Вот ведь, какой союзничек! Помимо всего прочего, Вильсон этот и царю на меня все время доносы строчит и с советами своими бредовыми лезет, да генералов наших, которые и так не слишком дружат, промеж себя стравливает. Короче, сволочь отпетая.

– А избавиться от этого Вильсона никак нельзя?

– Да как от него, от рыжего, избавишься! Он ведь царем для присмотра за мной посажен, так сказать для объективного контроля. Ладно, пускай свои доносы строчит, мне они как горох об стенку. Вот изгоню Наполеона из России, тогда мне никакой Вильсон с его письмами подметными не страшен. Негодование Кутузова я вполне разделял, так как о неблаговидной роли этого английского представителя читал в свое время немало. Пользуясь доверием императора Александра Первого, Вильсон получил разрешение писать ему лично обо всём, что найдет важным и интересным. Этим он собственно все время и занимался. При этом к конкуренту Кутузова генералу Беннигсену англичанин пытал самые добрые чувства, а фельдмаршала откровенно не переносил. Тот, впрочем, платил, английскому полковнику той же монетой. Что касается Беннигсена, то его дружба с Вильсоном началась еще со времен Фридланда и Прейсиш-Эйлау, когда англичанин в первый раз прибыл «смотрящим» в нашу армию и состоял при штабе генерала. Поэтому у долговязого, помимо всего прочего, была и еще одна сокровенная мечта – свалить Кутузова и на его место посадить обожаемого им Беннигсена, который бы слушал его советы и действовал в интересах Лондона. Впрочем, в отношении интриг Вильсона я сейчас особо не напрягался, так как прекрасно знал, что ничего из его бредовой затеи не получится. Меня сейчас больше беспокоила собственная перспектива. Ведь когда я приступлю к осуществлению своих идей, от пронырливого англичанина можно будет ждать серьезных неприятностей.