Борис Орлов - Реваншист. Цвет сакуры – красный

Блатной лениво процедил адрес, куда, по его мнению, должен отправляться Всеволод-младший со своими желаниями, и принялся вставать, дабы объясниться прямо тут, на месте, но почти двухметровый Волков-младший успел подняться первым и прижал блатняшку за плечи к сидению:

– Слушай меня внимательно, козёл! Если только рыпнешься, тебя из озера вылавливать замучаются! Я понятно говорю? – тут он обернулся к даме, собиравшейся, видимо, завизжать, и рыкнул: – Команды «Голос» не было!

Выслушав эту выдающуюся речь, кавалер, что называется, «сбледнул с лица», а на его спутницу напала нервическая икота. Не удивительно, что после того, как приблатнённого отпустили могучие длани гостя из будущего, парочка стартовала вертикально, как космический корабль «Союз», и растворилась в неизвестности. На освободившиеся места тут же протолкнулись две девицы в цветастых ситцевых платьях. Обе стрельнули глазами в сторону здоровяка, наведшего порядок и освободившего для них места, после чего та, что сидела ближе к парню, извлекла бумажный кулёк и протянула его младшему Волкову:

– Хочите?

Всеволод глянул в кулёк, обнаружил там какие-то странные конфеты и с сомнением вытащил одну. На вкус она оказалась симбиозом тянучки и мятного леденца, так что особого впечатления на парня не произвела. В свою очередь он достал из сидора, стоявшего в ногах, шоколадку. Разумеется, местную, купленную так, на всякий случай.

Этот подарок произвёл на девушек такое впечатление, что они тут же кинулись знакомиться с таким интересным, симпатичным и правильным товарищем, который «понимает, чего девушкам надо». Тем временем в зале погас свет, застрекотал проектор, и на экране появилось название «Сов-киножурнал».

Но девушкам журнал был явно неинтересен. Они уже успели представиться, выяснили имя Всеволода и теперь приставали к нему с какими-то пустяками, в которых явно прослеживались намёки, да и намётки на продолжение такого интересного знакомства. Болтовня становилась все оживлённее, и парень почти совсем не смотрел на экран, не то что по сторонам, как вдруг…

Отец резко стиснул руку сына и развернул его к экрану. Там под бодрый наигрыш тапёра какие-то люди азиатской наружности трясли руки каким-то людям европейского вида. Тут же возникли титры:

Встреча представителей Социалистической Народной Японской Империи в Кремле.

Новые кадры: те же азиаты сидят за столом и что-то бурно обсуждают с не-азиатами. Всеволод узнал двоих не-азиатов: Сталин и Будённый. Кроме них, были ещё какие-то люди, которые о чём-то говорили, но вот снова возникли титры:

По поручению Товарища Его Божественного Величества, Коммунистического Императора Японии, члены Японского Правительства передают руководителям Партии и Правительства СССР проект второй части Договора о Содружестве и Взаимопомощи.

Всеволод перевёл взгляд на отца. Тот сидел, не шевелясь, словно окаменев, и смотрел на экран с таким выражением… таким выражением… Он не знал, как его определить, но вдруг вспомнил, как в восемь лет впервые увидел гадюку. Тогда он тоже замер и, наверное, вот также смотрел на длинную, серо-чёрную змею.

Киножурнал закончился, и начался фильм, но отец поднялся и потащил сына за собой, бросив лишь: «Вещи не забудь». Они молча прошли к выходу, также молча покинули здание театра и двинулись к пристани.

Наконец младший рискнул нарушить молчание:

– Папань, ну ты чего? Чего стряслось-то?

Старший остановился и оглядел сына долгим, каким-то тягучим и тянущим взглядом.

– Ничего не случилось, – ответил он неестественно ровным голосом. – Совсем ничего. Просто мы с тобой оказались в какой-то параллельной реальности, об истории которой я не имею ни малейшего представления. И о том, что теперь нам делать дальше – тоже…

С этим словами он отвернулся и пошел, бормоча себе под нос: «Товарищ Его Божественное Величество Коммунистический Император. Каково, а?»

Пароход «Свердлов» густо дымил и весело шлёпал плицами гребных колёс по глади Онежского озера. На палубе было людно: многие пассажиры купили билеты без места, так что теперь они сидели или лежали где придётся. Некоторые, развязав узелки с немудрящими харчами, с аппетитом закусывали, а кое-где исподтишка уже плескали в жестяные кружки первачок.

Отдельно от этой толпы, на самом носу парохода, стояли двое: крепкий мужчина средних лет во френче, с непокрытой бритой наголо головой, и высокий парень в гимнастёрке и японской командирской каскетке. Старший стоял неподвижно и молча смотрел на бегущую вдоль бортов воду, а младший всё переминался с ноги на ногу и то склонялся вперёд, то, наоборот, откидывался назад, стараясь заглянуть в лицо своего спутника.

Разумеется, это были Волковы. Всеволод-старший сперва сидел в каюте, недвижимый и безучастный ко всему, словно Будда, а когда Всеволод-младший попытался его расшевелить, вышел на палубу. Сын всерьёз опасался за душевное здоровье отца: в таком состоянии он видел его только один раз, на следующий день после похорон матери. Тогда старший Волков вот так же долго сидел в кресле, уставившись в одну точку, практически не реагируя ни на какие внешние раздражители.

– Папань, ну ты что? Кончай уже, – не выдержал наконец Всеволод-младший. – Очнись, давай! Чего уж так убиваться?

Старший Волков посмотрел на него задумчиво, слегка качнул головой, а потом вдруг неожиданно ответил:

– Прав ты, Севка. Хорош мне тут из себя Иова на гноище строить… – он вытащил из кармана пачку папирос, закурил. – Давай-ка думать, сын: что дальше делать будем? А то из моих идей типа прорваться к Сталину в ЦК на приём ничего не выходит. Пшик один…

Он замолчал и некоторое время сосредоточенно курил. Младший Волков тоже молчал, понимая, что ему-то уж точно предлагать нечего. Два курса химико-технологического института да два года в армии и звание сержанта – вот и все, что у него за душой имеется. И не с таким багажом лезть «поперёд батьки в пекло».

– Значит так, – произнёс Всеволод-старший, вышвырнув окурок за борт. – Предлагаю следующее. Первое: мы с тобой катимся в Ярославль. Не в Москву, а именно в Ярославль, потому как там есть нефтеперерабатывающий завод. И наверняка там нужны инженеры. Ну или хотя бы мастера. Второе: ты устраиваешься на завод вместе со мной. Напрягай свою бестолковку, вспоминай всё, что освоил за два курса, – авось кем повыше, чем разнорабочим-подсобником, возьмут… – он чуть расправил плечи и снова стал таким, каким сын привык его видеть: сильным, умным, уверенным в себе. – Дальше. Я прорываюсь в Партию, ты – в комсомол. Без этого нам хреново будет, точно знаю. Жилье на первое время снимать будем, потом попробуем квартиру выбить. И будем активно пробивать наши технические знания. Правда, – плечи снова поникли, – не так уж у нас их и много…