Николай Захаров - Смутные времена. Книга 8

– Ох!– выдохнули работяги, провожая взглядами проносящегося у них над головами коллегу, который взревел при этом от ужаса так громогласно, что весь Нижний Новгород на секунду замер, прислушиваясь. Врезавшись в стог, грузчик взвыл еще громче, видимо от радости, что остался жив, а толпа опять дружно ахнула.

– Поднимай цену, боярин,– посоветовал дедок детине.– Мало предложил. Аль кому-то в самый раз?– дед шагнул в сторону скучковавшихся работяг и они инстинктивно шарахнулись от него, крестясь и бормоча: – Нечиста сила, изыди. Колдун не иначе. Дружину звать надобно.

– Ну вот, чуть что сразу "колдун". Вы что, мужики, белены объелись?– Федор Леонидович размашисто перекрестился.– Христианин я. Может, "Отче наш" зачесть? Что же вы, братцы, такие негостеприимные? Мы ведь в Нижнем проездом – гости. Ну и что теперь о вас думать прикажете?– голос его спокойный, с укоризной звучавший в тишине наступившей, настолько не увязывался в сознании с продемонстрированными им умениями, что мужики опять заскребли в затылках, переглядываясь.

– Так мы чО? Мы это… Как прикажут. Вот с Фрола спрос. По что, да как,– послышалась виноватая реплика.– Не серчай, отец.

– Да не серчаю я. Фрол значит? Ты, чей такой мажорный?– Федор Леонидович повернулся к замершему, как и все прочие, приказчику.

– Ничего не жирнОй,– набычился тот.– У нас все семейство такО. Сроду все дородные.

– Демидов он. Купеческий сын. Тятька к ремеслу приучат,– услужливо разъяснили из толпы социальный статус Фрола.

– Эх, Фролка,– произнес укоризненно Федор Леонидович.– Папаша твой, коль узнает про то, как ты тут производственную практику проходишь, пади не похвалит.

– Знамо дело, порты спустит. Тятька у него строг и на руку скор,– подтвердили из толпы.

– Жалобиться станете?– пригорюнился тут же Фрол и почесал седалище, вызвав сдержанный хохоток у зрителей.

– Всенепременно переговорим с родителем твоим, охламон,– заверил его Силиверстович.

– Может, отступные возьмете, почтенные?– Фрол совсем скис.

– Пошли, Леонидович, что тут с ним лясы точить,– проигнорировал его благие намерения Силиверстович.– Эй, народ, как пройти на купца Демидова подворье? У нас к нему срочное дело образовалось?

– Дак, я вас сам и провожу, дедушки,– засуетился Фрол.– По что людей от дела отрывать? Да и нет нынче батюшки в городе. В отлучке он.

– Батюшки нет, значит, с матушкой пообщаемся. Аль еще с кем,– осадил его Силиверстович.

– Матушка преставилась уж два года как, царствие ей небесное,– жалобным голоском сообщил Фрол.

– Сирота, стало быть, ты? Каково вот ей на тебя из-за гроба наблюдать, обалдуй?– не унимался Силиверстович, впав в старческую ворчливость.

– Простите окаянного – Христа ради,– второе ухо Фрола, не подвергшееся экзекуции, по цвету догнало, запунцовев, первое. Парень явно искренне раскаивался.– На колени нето встану.-

– Силиверстович, голубчик, да ни как проняло паренька. Может, простим Христа-то ради?– замолвил за него слово Академик.

– Как же, раскаялся он. Испугался взбучки отцовской, вот и заюлил гаденыш,– Силиверстович повернулся и направился прочь.– Пошли отсель, Леонидович,– но уйти им опять не удалось, так как на сцене появились новые действующие лица и сразу десяток. Конные, вооруженные и буквально ворвались во двор, чуть не смяв успевшего отскочить в сторону Силиверстовича. Явно дружинники нижегородские во главе с мужчиной чернобородым и в шлеме, пускавшем солнечные зайчики. Остальные одоспешены были более скромно, но все при саблях и мушкетах.

– Фрол, где порох? Почему по сию пору ждем?– заорал на "топ-менеджера" чернобородый, наезжая на него пегой кобылой.

– Боярин-батюшка, Андрей Семенович, все ужо готово. И погрузили, да вот маненько тут беспорядок учинился и посему затык эдакий,– принялся оправдываться Фрол, теребя себя за травмированное ухо и пятясь от наступающей на него лошади.

– Я те такой затык учиню, орясина, что век помнить будешь. Которые телеги наши?– боярин спешился и, швырнув поводья Фролу, направился к телегам, на которых стояли пороховые бочонки.– Эти чтоль?

– Они самые, Боярин-батюшка,– Фрол скинул поводья одному из холопов и семенил рядом с боярином.

– Так и чего ждешь? Пока я приеду и кнутом укажу в каку сторону их отправлять? Что это с ухом у тебя? Аль кто-то уже уму разуму с утра поучил?– обратил внимание Боярин на несоответствие ушей размерам у Фрола.

– Людишки тут непонятные объявились, Андрей Семенович. Дерзить принялись. Одеты чудно и говорят кактось странно,– наябедничал Фрол, тыкая пальцем в стоящих у ворот Силиверстовича и Академика.– Вона, сами взгляните. Обувка и одежка ненашенски. Уж не от Тушинского ли вора тут высматривают.

– Одежка? Необычна – верно. Ну, я и не такую чудную видывал. Что сами-то про себя сказывают?

– Гости, мол, и проездом, мол. Ищут постоялый двор, дескать,– не стал Фрол городить отсебятины, выложив все, что услышал.

– И с чего ты решил, будто они от тушинского вора соглядатаи?– Боярин отстранил в сторону суетящегося Фрола и направился к воротам.

– Здравы будьте, гости,– поприветствовал он стариков.– Я здешний воевода. Могу ли узнать кто таковы, по какой надобности в наш город пожаловали и надолго ли?

– Здрав будь, Боярин,– Силиверстович, на правах лидера, шагнул ему навстречу и, поклонившись с достоинством, выдал версию самую простую.

– Из Новгорода Великого мы с компаньоном. Купцы тамошние. Прибыли по делам торговым. Седмицу здесь, аль две пробудем. Меня Евлампием величают, а вот его Федором.

– Не через Москву ли к нам добирались, почтенные?– воевода рассматривал стариков с явным любопытством.

– Нет. Стороной ехали. В Москве нынче что делать? Разруха и ляхи,– выкрутился Силиверстович.

– Торговля – дело богоугодное и купцам мы рады, почтенные. Ополчение собираем и посему нынче каждый гвоздок в Нижнем ценим. Каким товаром обрадуете?

– Прикупить сами желали, но про ополчение ваше наслышаны. Земля слухом полнится и собрали от всей гильдии купеческой лепту посильную,– ответил Силиверстович.

– Так вы и с пожертвованием еще к нам припожаловали?– обрадовался воевода.– А ты что несешь на людей достойных, хороняка?– повернулся он к скисшему Фролу.– Проси немедля прощения за каждый рубль. Много ли собрали купцы Новгородские?– повернулся он опять к Силиверстовичу.

– Десять тысяч серебром,– ляпнул, не задумываясь тот, первую пришедшую ему на ум сумму и Фрол буквально затрясся. Десять тысяч раз просить прощения у купцов – эта перспектива его явно не радовала.

– И где же вы такую прорву денег держите?– насторожился воевода, осматривая внимательно стариков и не обнаруживая при осмотре поклажи.