Любовь Сушко - Подвиг князя Мстислава. Князья и воины

– Пусть уходят старики, жены дети из града, а там видно будет, -промолвил Никита —воевода рязанский.

№№№№№№№№№

Всеволод ждал, ему не хотелось начинать сражения —людей надо для Галича беречь, но и просто так уйти от Рязани он не мог. Но они сами во всем виноваты, сколько можно с ними возиться?

Доброта сыграет злую шутку, он помнил, как такие вот расправились со старшим братом Андреем. А раз он до сих пор жив, то не допустит, чтобы они над ним измывались.

Гонец вернулся, князь велел подождать до заката. Пусть уйдут те, кто смогут и разнесут по разным городам страшное известие, пусть боятся, от их любви и уважения только беды случаются.

Его воины выстроились с двух сторон и смотрели на все, что там творилось. Они не испытывали к рязанцам жалости, скорее досаду. Им не хотелось тут терять время и заниматься таким скверным делом, но и ослушаться князя никто бы не решился.

В глазах покидавших град была ярость и ненависть, они сами готовы были сжечь княжескую дружину. Они доходили до перекрестка, а потом расходились в разные стороны.

Казалось, что скорбные предки смотрели на них с небес, откуда-то от леса доносился вой и плач Домовых – жуткая картина, которая будет еще долго сниться и тем и другим.

Наверное, спит и не видит никаких словно только сам князь Всеволод.

Князь в те часы и на самом деле оставался невозмутим. Словно он освободил пленников из заточения, и теперь отпускал их на волю.

Наконец поток иссяк, наверное, ушли все, кто хотел и мог. Может кто-то из мужей переоделся в стариковское и сгорбился, но он не стал проверять, уличать их в обмане – пусть делают, что хотят.

Все зашевелились, двинулись к городу.

Закат алел…

Мужи появились через некоторое время.

Схватка была короткой и казалась не настоящей. Они вяло отбивались, но кажется, пошли на самоубийство, прорваться через ряды дружинников не стремились даже.

Это показалось странным. Они словно не понимали, что происходит и двигались в каком-то тумане.

Наверное, Морена сбилась с ног и не могла сосчитать все жертвы. Но Всеволод остановил своих воинов, ему хотелось оставить в живых дюжину рязанцев.

А потом, по взмаху его руки сотня дружинников поднесли факелы к граду, бросились туда, куда он их послал.

Они готовы были жечь и сражаться одновременно. Кажется, сам Дьявол вел их туда и дико хохотал, когда все это творилось в бедном граде.

Сразу видно, что остановить их не смогла бы никакая сила.

Только трех своих воинов не досчитались воеводы Всеволода, остальные были целы и невредимы.

В глазах у многих какой-то странный блеск, словно они вернулись из ада, прошли огненную реку, отделявшую его от остального мира.

Наверное, так все и случилось тогда.

Вместе с сыном отъехал великий князь подальше. Ему не хотелось видеть, как будет полыхать город.

Но сначала он пристально смотрел в глаза сына. Он должен знать, что переживает парень, которому страшно не везло. Он чувствовал себя изгнанником, там, где другой расправил бы плечи и рванулся в бой, он бежал, находят сотни причин для того, чтобы не противиться всему происходящему.

Оторваться от размышлений князя заставило разбушевавшееся пламя —говор горел вовсю —воины постарались на славу.

Пламя вдруг то стихало, то ярилось и полыхало с новой силой, поднимаясь все выше и выше.

Жар и едкий дым доползали и до них, как далеко они не отходили

– Утром посмотрим, что там осталось, – заявил князь Ярославу. Он спрыгнул с коня и пошел в палатку, уже для него приготовленную.

Ярослав оставался стоять на том же пригорке, не двигался с места. Он не радовался, хотя огненное зарево вдохновило бы любого. Но унижение его было отомщено, не это ли главное?

Хотя наказание и показалось слишком суровым. Но в другой раз неповадно будет.

Он не мог так спокойно, как отец, отправиться спать. Его вдруг окружили какие-то видения.

Да, он был отомщен, но не он ли повинен в стольких бедах, в стольких разрушениях? Но все это отец, сам бы он никогда не смог такого совершить, как бы не был обижен на людей.

Но если бы отец не пришел на помощь, ему бы просто пришлось бежать к кому-то из братьев, получить самый захудалый удел и радоваться тому, что досталось хоть что-то.

Сколько было у князей таких сыновей, от которых даже имен в летописях не осталось?

Как не хотелось Ярославу затеряться среди них в большом гнезде князя Всеволода. Нет, пусть проклинают, как Святополка Окаянного, но все-таки помнят.

Много еще о чем думал в те тревожные часы молодой Ярослав, но пересмотрел всю свою жизнь от начала и до конца.

И в своих видениях показалось ему, что горит Галич, сам Владимир выходит со своими воинами из горящего города, бросает к ногам его оружие, говорит о том, что был неправ, потому и погубил град.

– Ты думал, что победа будет вечной, – возвышался над ним Ярослав, -так получай все сполна, горит такой прекрасный город, потому что ты оказался строптив и упрям.

О как приятно было душе его это видение, как хотелось узнать, что это не сон, потом успокоиться и заняться делами.

Но еще более странным было то, что великий князь до утра спал спокойно, зная, что догорает город. А ведь зрелище было такое яркое, когда еще доведется им узреть подобное?

А сколько проклятий от спасенных жен и стариков должно было посыпаться на их головы.

Но и сны были тревожны, правда Всеволод видел что-то давнее, каких-то живых и мертвых братьев, они перепутались и затерялись там. Горящий Владимир и Киев – откуда это, такого не было, да и не могло быть, но он тоже видел.

Но во сне его сгорел весь мир.

– Я не допущу этого, -твердил он, -только и сделать больше ничего не мог.

– Ты уничтожил город, ты дьявол, а не человек, -слышал он голос рядом, так сон перемешался с реальностью, и уже не разобраться где и что было.

Алый рассвет казался тем самым заревом.

Но нет, это был просто рассвет.

Показалось, что он ночевал около костра. Но пепелище было огромным, хорошо, что он ничего этого не видел и не слышал.

Словно завороженный, смотрел князь на алое зарево. Оно растеклось от неба до земли. Догорала заря и вместе с ней догорал город. Большая часть его уже превратилась в пепелище, от прежнего величия и мощи не осталось и следа.

Казалось властелину, что пылает весь мир, переливаясь разными оттенками и отблесками.

Ни о чем больше не мог он думать, только о пожаре, кажется, даже душа его сгорела в том пламени.

Мир валился к ногам победителя и уже не мог без него существовать поверженный Огненным змеем, вмешавшимся в происходящее.

В те минуты старый Всеволод, всю жизнь считавший себя христианином и сжившийся с новой верой, а куда ему было деваться от нее, обнаружил в усталой душе своей языческое мощное начало, о котором не подозревал прежде.