Артур Прокопчук - Мужи земли Беларусь. 1000 лет истории от эпохи княжеств до образования Республики Беларусь

После долгих переговоров согласился Ольгерд « до еднаня и примиря, еднак же под кондициами, абы ему волно было з частю рицерства литовского и панами переднейшими до замку Московского збройно вьехавши копию o стену замковую скрушити, a для безпечности постановленого примирья границ литовских з Москвою по Угру реку, абы сам князь Димитрий з митрополитом и з боярами своими присягою потвердил, выправу военную ему и войску его литовскому заплатил, що все великий князь московский исполнити обецал…».

Ольгерд же «без жадной («никакой» – польск. яз.) войны, в [ъ] ехал в замок Московский доброволне отвореный, там же в церкви Димитрия князя привитал, и, отдаючи ему красное великодное яйце (пасхальное яйцо, ААП), мовил: «Видиш, княже Димитрий, хто з нас раней на войну встал». A отдавши яйце, копие свое скрушил o браму, абы Москва памятала («помнила» – бел. яз.), же литва з Олгердом была в Москве и копие свое Олгерд крушил o браму («ворота» – бел. и польск. языки) [17].

Это было сделано тоже весьма театрально – «копье литовское», вонзённое в деревянные ворота Кремля, должно было напоминать, «кто в доме хозяин». Именно тогда была установлена окончательно восточная граница Великого княжества — «з Москвою з едной стороны по Можайско, a з другой стороны по Угру, реку глубокую и болотную, которая почалася недалеко Дорогобужа в лесе за Смоленском миль 18, межи Калугою и Воротином, впадает в реку Оку» [17].

И вернулся домой Великий князь « Олгерд, пожегнавшися („попрощавшись“– польск. яз.) з князем Димитрием, ишол з войском своим назадь, веселячися з так славного звитязства без розляня крови. A пришедши до Витебска роспустил войско свое ку домови, ударовавши всех» [17].

Вот так всё и произошло – бескровно, «без розляня крови» , потому и «веселились ». Но странности с походами Ольгерда на Москву на этом не кончаются. Осенью 1370 года московский князь Дмитрий вновь напал на Тверь, очень уж она ему досаждала своей независимостью, и он опустошил много городов и волостей. Опять тверянин, князь Михаил, обратился к Ольгерду, и тот опять пришёл в Москву, да ещё и со всем семейством: сыновьями и братьями, а также привёл смоленского князя Святослава с войском. И опять князь Дмитрий закрылся в Кремле, и опять «оккупанты» потоптались возле твердыни, да и начали переговоры. Дмитрий прислал боярина с предложением мира, и Ольгерд «сжалился» над московским правителем, «любовь свою над ним учинил, из Москвы его не добывал и мир с ним взял», – так сообщает летописец.

Соглашение подкрепили династическим браком: брат Дмитрия женился на дочери Ольгерда Елене. Последний поход Великого литовского князя Ольгерда на Москву «со всеми чадами и домочадцами» напоминал скорее торжественную процессию сватов с последующим венчанием, нежели военное предприятие [18].

Итоги правления Ольгерда Великим княжеством следующие. Великим князем Ольгердом было создано самое большое в Европе ХIV века государство, за влияние над которым стали бороться иерархи разделившегося христианства – католического и православного толка. Великое Княжество Литовское, воины которого « …омыли копыта своих коней» в Чёрном море, простиралось с севера на юг на две тысячи верст. Южная граница ВКЛ проходила по берегу Черного моря от устья Днепра до устья Днестра.

Карта Великого Княжества Литовского в XV веке

По своему завещанию Великий князь Ольгерд, нарушив древнюю традицию передачи власти по старшинству, назначил преемником и передал столицу княжества Вильню, со всеми пределами, малолетнему Ягайле (1362—1434), – младшему и любимому сыну от второй жены, тверской княжны Юлианы.

К ХIV веку христианство православного («греческого») толка распространилось в княжестве, но большая часть жителей Литвы оставались язычниками. Обращение в христианство населения на этих землях носило скорее просветительский характер, и не было насильственным, но в первое время были исключения. Сельская часть населения непоколебимо придерживалось древней, языческой веры. Об этом свидетельствует печальный факт мученической смерти в середине ХIV века трех литвин, славянских слуг князя, принявших Православие: Нежилы, Крумца и Круглеца («Виленские мученики», литвины, беларусы в сегодняшнем рассмотрении, в летописи – «Кроуглецъ, Коумецъ, Нежило родомъ Литвы…"). Их предали казни по настоянию языческих жрецов во времена княжения Ольгерда (1347). Православная Церковь причислила этих безвинных мучеников к лику святых, дав им имена Антоний, Иоанн и Евстафий. На месте их кончины (в Вильно) была заложена и освящена церковь Святой Троицы, рядом с которой несколько позднее возник одноименный монастырь.

«Все сыновья князя Ольгерда были крещены в православие, многие из них явились основателями и покровителями православных храмов в княжестве. Андрей Ольгердович, князь Полоцкий, дал жалованную грамоту Полоцкому Троицкому монастырю и основал Никольскую церковь в полоцком замке, а его сын Михаил Андреевич там же основал Петровский монастырь. Другой сын Ольгерда – Лугвений Семеон, князь Мстиславский, построил близь города Мстислава Онуфривский моностырь»

«Среди литовцев потомки Ольгерда решительнее других обращались к Православию. Положение изменялось только со вступлением на польский трон Ягайлы, сына Ольгерда» [19].

С Ягайло началась историческая драма взлетов и падения семьи Ольгердовичей, а с ним и Великого княжества, религиозное и семейное противостояние, длительная история интриг и шарахания между татарской Ордой, Московским княжеством, Польшей и немецким Орденом. В трагической истории борьбы за престол Великого княжества, за столичный град Вильно, только бесстрашный и могучий воин, Великий князь Кестут, выглядит последовательным и положительным героем, благородным и честным, может, излишне прямолинейным политиком, но до конца верным своему слову, данному старшему брату, сражаться за отчизну. Не таким, к сожалению, оказался его племянник. Приведу характеристику князя Ягайло, которую ему дает историк и литератор Лев Гунин:

«Трудно назвать другого человека со множеством выдающихся качеств, которые были бы направлены исключительно на исправление своих собственных промашек, пороков, преступлений и предательств. Любой его положительный поступок тут же сводился на нет отрицательным, а отрицательный завершался положительным. Столько бедствий, сколько он причинил литвинам (беларусам) и литовцам, полякам, малороссам, жителям восточных русских княжеств, пруссам, жмудинам и немцам, вряд ли причинил самый непримиримый из врагов. Все они в тот или иной период считали его „своим“, но для таких, как Ягайло, нет „своих“, и даже близких родственников он не считал вполне „своими“» [60].