Андрей Посняков - Кольцо зла

Иван постоял немного на берегу, посмотрел на желтые звезды и, сплюнув, быстро пошел к дому – замерз, однако!

Оставалось последнее – главное – дело. Впрочем, нет, еще кое-что нужно было не позабыть. Отыскав в Генькином столе чистую тетрадь и конверты, Иван обмакнул в чернильницу перо и вывел:

– Москва, Кремль, в комиссию по партийному контролю при ЦК ВКП(б).

Дорогие товарищи, как старый партиец, неравнодушный к нашему общему делу, спешу предостеречь вас о некоем гр-не Вилене Александровиче Ипполитове, который уже давно является скрытым троцкистом и ведет активную разлагающую работу, окопавшись в профсоюзном комитете лесхимзавода…

Сделав несколько копий, Раничев распихал листки по конвертам – тов. Маленкову, тов. Берии, в местную и краевую газеты… Не арестуют, так хоть нервишки гаду попортят!

Ну, пожалуй, теперь действительно все… Иван поднялся наверх, принес из мансарды патефон и поставил диск Гленна Миллера с музыкой из кинофильма «Серенада солнечной долины»… И до утра слушал.

А утром, прихватив с собой патефон и пластинки, ровно в восемь тридцать утра уже входил в один из кабинетов следственного отдела…

– Товарищ Петрищев?

– Он самый, – сидевший за большим конторским столом худощавый мужчина в темном костюме с коричневым галстуком, оторвавшись от бумаг, поднял глаза.

– Вам чего, товарищ? – он с изумлением взглянул на патефон, который Раничев уже пристроил на один из стоявших у стены стульев.

– А вы меня не узнаете, Андрей Кузьмич? – Иван взял стул и нагло уселся перед следователем. – Раничев, Иван Петрович, помните?

– Нет, не узнаю… Товарищ, вы мешаете работать!

Раничев снял шляпу:

– А если мысленно пририсовать мне бородку и чуток удлинить волосы… Ну? Неужто лесочек забыли?!

Следователь вздрогнул:

– Неужели… Неужто….

– Ну, наконец-то, вспомнили. А я ведь к вам не просто так, Андрей Кузьмич!

Петрищев, наконец, овладел собой и кивнул:

– Как же, как же, помню? Мы ведь вас в розыск объявили… Что, надоело бегать?

– Честно признаться, вы себе даже не представляете, как!

– Ну-ну… Чистосердечное писать будете?

– Для начала кое-что хочу пояснить по музейному делу!

– Вот как? – следователь обрадованно вскочил. – Вот это разговор! Давно бы так.

– Для начала запишите, музей взяла шайка некоего Гунявого, знаете такого? Они все сейчас где-то на югах.

– Кто же не знает Котьку Гунявого? – пригладив редкие волосы, улыбнулся Петрищев. – Немало нам крови попортил, сученок. А вы, значит, Иван Петрович, с ним связались?

Ничего не ответив, Раничев достал из кармана перстень:

– По делу Корявого такой проходил?

– Вы и Корявого знаете? Ну и фрукт…

– Достаньте, сравним…

– А…

– Доставайте, доставайте, не бойтесь… Вот, гляньте-ка, еще один…

Второй перстень Иван положил на стол, рядом с первым…

Осторожный Петрищев куда-то позвонил по телефону и, дождавшись прихода парочки милиционеров в форме, коих тут же усадил у стены, открыл сейф…

Третий перстень присоединился к своим родным братьям…

– Ну вот, – удовлетворенно кивнул Иван и, сняв со стула патефон и пластинки, поставил все на стол.

– Это еще зачем? – скривился следователь.

– Сейчас увидите… – Раничев накрыл все три перстня ладонью и тихо произнес заклинание. – Ва мелиск ха ти джихари…

Грянул гром, сверкнула синяя молния, и черный дым…

…окутал кабинет следователя Петрищева.

А Иван очнулся в амбаре, за несколько секунд до взрыва… Вот она, граната… а вот мальчишка… Иван побыстрее – пока перстни еще светились – ухватил парня за волосы:

– Ва мелиск ха ти джихари…

Они успели за секунду до взрыва…

Очнулись где-то в стогу за городом, выбрались – по полю уже бежали люди.

– Господи, никак Гумново?! – узнавая своих оброчников, улыбнулся Иван.

А уж оброчные-то его поначалу не признали – как же, бритый! – едва бока не намяли, хорошо хоть Пронька поблизости случился, признал своего боярина.

Жена, дражайшая боярыня Евдокия, дома, не стесняясь дворовых, бросилась на шею:

– Любый мой, любый…

– Детушки как, Евдокся?

– Спят…

Старая нянька Настена поклонилась боярину в пояс. Улыбнувшись жене, Иван направился в детскую… Пронька догнал его на полпути:

– Там, во дворе, Мавря, колдунья…

– Зови! Впрочем нет, спущусь сам…

Старая ведьма в глухом, накинутом на голову капюшоне, стояла посередине двора и… улыбалась.

– Ты отвел беду, – тихо произнесла она. – Ровно в полночь двери закроются… закроются навсегда.

– А мои дети?

– Они будут жить и станут великими и славными витязями.

– Слава Богу!

Старуха пристально посмотрела на Раничева:

– У тебя осталось еще одно дело.

– Как так? – вскинул глаза Иван.

– Деньги… бумажный сор… Ты должен избавиться от него…

– Какие деньги?

– Найдешь… А как избавиться – знаешь.

Ведьма вдруг исчезла, словно ее и не было. Отвела глаза, – догадался Иван. Однако какие еще деньги?

Поднявшись в хоромы, он тщательно проверил карманы пиджака и брюк… так, одна мелочь…

Иван взял в руки конверт с пластинкой… показалось, уж больно толстый. Вытряхунл – ну точно, вот они, денежки… и много – три тысячи в купюрах образца сорок седьмого года! Завернутые в детскую газету «Пионерская правда»… Знакомая, черт возьми, газетенка! И записка… Маленький, торопливо вырванный из блокнота, клочок:

«Это тебе, Иван. Поверь, мне на жизнь хватит. Спасибо за все, надеюсь, еще увидимся. Надя»…. Надя… И деньги, завернутые в «Пионерскую правду»… Иван знал что делать. Накинул на плечи синий опашень, прихватил кольцо с голубым камнем…

– Ва мелиск ха ти джихари…

Синим ветром мелькнул опашень…

Раничев сразу и вернулся – только теперь перстни уже не светились. Ни один. А ночью была страшная гроза.

Иван наслаждался жизнью, растил детей и был добрым боярином для своих крестьян. А врагов и завистников быстро отвадил. Сам князь Федор Олегович уважал его, а думный дворянин Хвостин стал крестным отцом народившейся дочки. Все было хорошо, понятно и славно, лишь по праздникам из раничевских хором, пугая собак и слуг, доносились странные звуки.

Оркестр Гленна Миллера исполнял «Серенаду солнечной долины».