Андрей Посняков - Молния Баязида

Артемьев развернул листок и зашевелил губами:

– Худрук пионерского лагеря… неустойчивые идейные позиции… преклонение перед чуждым образом жизни, выражающееся в джазе… воспитание подрастающего поколения в буржуазном духе… игнорирование линии партии… Ого! В общем, как всегда, ничего конкретного, – начальник нехорошо улыбнулся и посмотрел в глаза участковому. – А ведь, Василий, это не против него сигнал, – он кивнул на Раничева, – это – против меня сигнал, понимаешь ты? Ведь, если что – я во всем виноват, недоглядел, на работу принял. Помнится, раньше ты подобных писаний вообще не рассматривал, а сейчас?

– Дак расписал начальник, куда деваться?

– А раньше что ж не расписывал? – Артемьев постепенно наливался гневом, словно это он, а не участковый являлся полномочным представителем исполнительной власти района. А вообще-то, учитывая местный расклад сил, так оно и выходило. – Раньше не расписывал, а теперь – на тебе! Случилось что? Ну, погодите, приедет товарищ Рябчиков…

– Да вы что, ничего не знаете?! – удивленно воскликнул участковый. – Не приедет товарищ Рябчиков, ясно? Нет его больше.

– Как это – нет? – Артемьев побелел и, схватившись за сердце, шепотом спросил: – Неужели – сняли?

– Хуже, – милиционер сглотнул слюну. – Умер на обратном пути, в поезде. Скоропостижно скончался – инфаркт.

– Умер, говоришь? Так вот чего все хвосты подняли! – Начальник лагеря возбужденно захромал по кабинету. – Это хорошо, что умер, значит, не сняли, значит – сам… Ну, тогда еще поборемся, еще посмотрим, кто кого! А Тихон Иваныч-то, верно еще не знает?

Участковый кивнул:

– Конечно, не знает – почта-то только завтра будет. Да и не сообщали еще никому, чтоб панику не поднимать – мне вот замполит шепнул… в связи с сигналом.

– Панику, говоришь? – Аретемьев подошел к телефону. – Нет, тут дело похуже – все казанцевские интриги… Он уж, поди, себя в кресле первого видит?

Тут вдруг зазвонил телефон, требовательно и резко. Начальник поднял трубку:

– Тихон Иваныч? Знаешь уже? И что делать будем, соберем городской партактив? Понимаю, что не по телефону… Да не надо машину, сейчас и приеду, вместе вон с участковым… А машину ты лучше в город пошли, к Красикову. Нет, не в отпуске он, вернулся уже… Конечно, поборемся, Тихон Иваныч, а как же?!

Положив трубку, Артемьев обвел всех тяжелым взглядом и, пошарив в несгораемом шкафу, вытащил оттуда початую бутылку водки и три граненых стакана. Быстро разлил:

– Ну, товарищи, помянем хорошего человека.

Раничев с участковым встали и молча, как и положено – не чокаясь – выпили. Иван закашлялся – водка обожгла горло.

– В общем, Иван, – начальник повернулся к нему, – мы сейчас уедем, вернусь, дай бог, к утру. Сообщу, что да как. За Виленом присматривай, мало ли, учудит что.

– Уже учудил, – усмехнулся Иван.

– Да? – взяв из шкафа портфель, Артемьев заинтересованно вскинул глаза. – Ладно, сейчас некогда. После расскажешь.

Они вместе вышли и молча зашагали к воротам. Ночь стояла ясная, звездная, лишь от реки клубился туман. Тихо было кругом, лишь где-то за лесом, в деревне, приглушенно лаяли собаки. Бросив портфель в коляску, начальник лагеря уселся позади участкового. Затрещал двигатель, и тяжелая машина, ярко светя фарой, быстро унеслась в ночь.

Иван постоял немного у флигеля, покурил, подумал и отправился спать. Душа его была полна самых нехороших предчувствий.

Артемьев вернулся к обеду – на колхозной «Победе» – раскрасневшийся и необычайно деятельный. Не отпуская машину, быстро переоделся – надел парадный китель со споротыми погонами, новые галифе, фуражку. Выйдя на улицу, подозвал Ивана, тот глянул ему на грудь и присвистнул:

– Вот это иконостас!

Еще бы… Ордена, медали… Красная Звезда, «За оборону Москвы», «За отвагу»… и прочая, и прочая, и прочая.

– В Москву срочно едем, – пояснил он. – Я, Тихон Иваныч, Красиков – ну, директор химзавода, тоже наш человек. Даже на похороны не остаемся, некогда. Казанцев, гад, уже врио – успел провести на бюро, наверное, ночью собрались. Поэтому и спешим, промедление смерти подобно – враги, сам видишь, ухом не вялят. В Москву, в Москву, к Суслову. Миша… Впрочем, какой Миша? Михаил Андреевич – член ЦК! С покойным Рябчиковым когда-то работал на Ставрополье. Поможет, не даст своих в обиду – власти хватит.

– А товарищ Сталин? – осторожно заметил Раничев.

– А что товарищ Сталин? Он в такие мелочи вникать не будет, Угрюмовский горком – вопрос как раз на уровне Михал Андреича, не выше. А ты говоришь – Сталин!

– Что ж, ни пуха ни пера, – напутствовал садящегося в машину начальника Иван.

– К черту! – весело отозвался тот. – Да, вот еще что… – Артемьев высунулся в окошко. – Я тут вместо себя Вилена оставил, хотел тебя, но, сам понимаешь, как у тебя с документами, – вдруг проверят? Так ты держись, стисни зубы – и держись. А уж мы постараемся как можно быстрее вернуться.

Раничев проводил отъехавшую «Победу» невеселым взглядом и отправился в клуб, репетировать с пацанами. Дошел до крыльца, обернулся – мимо, с газетой в руках, сияя лицом, промчался Вилен. Ему было чему радоваться – кто знает, как там все в Москве сложится? Может – процентов, наверное, на восемьдесят – первым секретарем станет его покровитель Казанцев, тогда Вилен – точно лагерь под себя подомнет, а может – и все городские профсоюзы, Артемьев ведь лагерем только в летнее время руководил, а вообще – профсоюзный лидер.

Что ж, посмотрим, как все обернется. А анонимку наверняка Вилен написал, больше некому. Ну, сволочь… Ладно…

Временно исполняющий обязанности начальника лагеря Вилен Александрович Ипполитов вечером лично соизволил посетить репетицию. Ребята играли от души, если и не виртузно, то с большим энтузиазмом. Исходил от их игры какой-то особый драйв, не хардовый, конечно, но где-то рядом.

Вилен смотрел на все это со скептической улыбкой. Не дослушав до конца, выгнал из клуба детей, пожевал губами:

– Поймите меня правильно, Иван Петрович, некоторые из исполняемых здесь произведений… гм… идейно незрелы и, не побоюсь этого слова, за версту разят буржуазным душком. Понятно, что к родительскому дню, вы вряд ли успеете что-либо переделать… Я, правда, еще не видел пьес. Надеюсь, там все в порядке?

– В полнейшем, – Раничев усмехнулся. – Все отрывки идеологически выдержаны в свете решений постановлений ЦК ВКП(б).

– Посмотрим, посмотрим, – неопределенно произнес Вилен. – А пока – работайте, что уж с вами поделать.

Поправив очки, он покинул клуб. Иван сплюнул – бывают же наглые люди! Впрочем, а чего Вилену бояться? Мальчика, который запуган так, что сам всего боится? Или его, Раничева? А кто он такой-то? Особенно, если первым секретарем станет Казанцев. Интересно, Вилен помнит про якобы утерянные документы? Наверное, помнит – ишь, как ухмыляется, пес. Хоть бы Геннадий поскорей возвратился. Иван хорошо понимал: случись что с Артемьевым, и все, приплыли. Новая метла по новому метет, особенно, такая, как тайный извращенец Вилен. Зря, наверное, Раничев вступился тогда за мальчишку, сейчас бы спокойнее было. Впрочем, не зря – парень-то все же здорово помог ему с музеем. Да и Вилен, ручаться можно, все равно бы стал интриговать против него, как человека из рябчиковской когорты. Ладно, будем надеяться на лучшее… Хотя некоторые меры безопасности предусмотреть нужно. Иван давно уже сошелся с ночным сторожем Пахомом, угощал того папиросами, хотел бы и водкой, да забыл купить – в последнее посещение Угрюмова не до водки было. Знал дед в мордовских лесах какие-то заброшенные деревни, до которых только летом и доберешься – весной дорог нет, а зимой волки. До Мордовии-то не так и далеко было, выспросить бы Пахома подробнее…