Андрей Посняков - Молния Баязида

Замполит чуть не присел.

– Так вас же, говорят, того… закрыли, – шепотом произнес он. – После известного постановления.

– Ну, сначала закрыли, потом открыли, – тут же сориентировался Раничев и, понизив голос, добавил. – Конечно, кое-кого пришлось вычистить, не без этого.

– Как же, как же, – улыбаясь, закивал замполит. – И у нас тут те же проблемы, знаете ли. Врагов народа развелось – шагу ступить негде.

– А я ведь к вам, уважаемый Федор Савельич, не только отдохнуть приехал, но и по делу… Вот, – Иван вытащил из кармана газету с портретом Евдокси. – Большую статью хочу написать про нашу сельскую молодежь, с фотографиями.

– Хорошее дело… Позвольте газетку, – порывшись в кармане, замполит водрузил на нос очки. – Да, наша девушка… Это вам несвежую газету подсунули, позавчерашнюю… Что ж, поговорю завтра с председателем, организуем вам на ферме встречу.

Раничев поблагодарил со всей искренностью, на какую был способен. Конечно, ему хотелось бы попросить, чтобы все прошло, так сказать, без излишнего официоза, что не нужно никого специально ради этого собирать, когда можно ведь просто пройтись по деревням, по поселку, поговорить с людьми… Именно это и собирался сказать Иван, даже уже раскрыл было рот, но осекся, представив себя на месте замполита. Наверняка, никто его здесь особо не любит, многие откровенно завидуют, некоторые откровенно подсиживают – местечко-то не особо пыльное – и тут вдруг, как снег на голову – корреспондент областной газеты, этакий барин, весь из себя вальяжный, при бороде, в шляпе, с фотоаппаратом. От такого бы поскорей избавиться – да и дело с концом. Показать ему пару ферм да спровадить с глаз долой побыстрее! В принципе, и сам-то Иван был с этим вполне согласен, вот только прихватить с собою Евдоксю…

– С ночлегом, боюсь, у нас сейчас плохо, – между тем посетовал Федор Савельич. – В «Доме крестьянина» молодой фельдшер живет, агроном, да и я вот тоже. Могу, конечно, у себя устроить.

– Что вы, что вы, совсем этого не нужно! Если позволите, заночую здесь, в красном уголке. А что? Диван у вас знатный, широкий, – Раничев потянулся. – Да и я вовсе не сноб.

– Что ж, – кивнул замполит. – Наверное, так и лучше будет. А утречком мы с шофером за вами заедем.

Он вышел, тихо прикрыв дверь. На улице, за окном, заурчал двигатель, зажглись фары, и полуторка, гремя кузовом, поехала прочь, в поселок. Аккуратно повесив костюм на спинку стула, Раничев с удовольствием растянулся на диване – устал за день. Полежал немного, потом встал, подвинул керосинку ближе, взяв лежащие на столе газеты – почитать… Глянул на одну – порезана… А ведь знакомый текст… Ну – да, вот и статья о молодой смене, а здесь, внизу, должна быть фотография Евдокси… А нет! Вырезана маленькими ножницами… как раз такими, какие отыскались в ящике замполитова стола. Нехорошее предчувствие вдруг полезло в душу Ивана, он так и не заснул до утра, все ворочался и думал про замполита. Зачем он вырезал Евдоксю? Или – не он? Или там, для «Доски почета», да мало ли…

До деревни добирались долго – дорога оказалась грязной, почти что и непроезжей. Хорошо, впереди ехал трактор, время от времени вытаскивая застревавшую по пути полуторку. Вот впереди, за холмом показались крыши домов из серебристо-серой дранки, трансформатор на толстых столбах с зелеными, бутылочного стекла изоляторами, какие-то заборы, колодец. С любопытством вертя головой, Раничев насчитал около десятка изб. В какой же из них живет Евдокия?

– Ферма вон там, у ручья, – кивнув головой вперед, бросил шофер. – Но я туда не поеду – грязь, боюсь, никакой трактор не вытащит, а и вытащит, так чего-нибудь оборвет.

– Ничего, ничего, – Иван похлопал его по плечу. – Спасибо, я и пешочком дойду.

Он спрыгнул с подножки и едва не провалился в грязь по колено. Еле вытащив ноги, осторожно зашагал по краю дороги, вернее – разбитой тракторной колеи. Впереди показались густые кусты орешника, за ними – небольшая ложбинка… Ферма! Длинное приземистое здание из серых безрадостных досок, за ним, дальше, неширокий ручей, лес.

Иван с опаской подошел к распахнутой двери, ожидая, что на него вот-вот кинется какой-нибудь бык, заглянул. Остро пахнуло навозом.

– Эй, есть тут хоть кто-нибудь?

На крик выбежала мелкая веснушчатая девчушка в темном платке – ну, чисто оброчница-крестьянка, кажется, вот-вот сейчас начнет кланяться. Впрочем, конечно, до поклонов дело не дошло.

– А, вы из газеты, – узнала девчонка. – С утра говорил бригадир. Проходите вон, в красный уголок, подождите, все равно сейчас все убираются…

Осторожно обходя кучи навоза, Раничев послушно пошел средь рядов буренок вслед за своей проводницей. В красном уголке – небольшой, вытянутой в длину комнатке, скорей – закутке – под большим, украшенным бумажными цветами портретом Сталина стоял небольшой конторский стол и несколько колченогих от старости стульев, хорошей дореволюционной работы, неведомо каким духом занесенных в этот забытый Богом край. Иван осторожно присел, положив фотоаппарат на стол. Снова заглянула давешняя девчушка:

– Скоро и управятся все. А Доську я вам сейчас позову.

Она убежала, а Иван ощутил вдруг глубокое волнение, как-то пройдет встреча?

Минут через пять, шумно потоптавшись за дверью (судя по звукам – поставила ведра), в красный уголок вошла девушка в кирзовых сапогах, коричневой юбке и ватнике, волосы ее скрывал светлый, в мелкий цветочек, платок. А глаза… Глаза так и сияли двумя изумрудами:

– Говорят, кто-то тут меня звал?

– Евдокся… люба… – враз севшим голосом прошептал Раничев.

Девушка вздрогнула, словно очнулась от колдовского сна:

– Иване! – на щеках боярышни заблестели слезы. – Я знала, что ты придешь за мной. Знала и… ждала.

Вечером они сидели в избе у бабки Пелагеи – родственницы сторожа пионерлагеря Пахома. Пелагея Ивановна стеснялась, как она полагала – высокого районного начальства, ну а кто ж еще мог ходить в таком пальто да пиджаке, да в шляпе? Поставив на стол калитки из ржаной муки с картошкой, убежала к соседке.

Раничев придвинулся на лавке к Евдоксе, обнял:

– Ну, рассказывай, дева.

– А чего рассказывать-то, – девушка махнула рукой. – Работаю вот… Нельзя, говорят, тут без работы…

Оставшись в одиночестве на корабле – в это время Раничев как раз отстреливался за штабелями – Евдокся с Игорем преспокойно добрались до Рыбинска – никто ими не интересовался, документов не спрашивали, да что и говорить – мальчишка в пионерском галстуке да девчонка – экие важные шпионы-вредители! На поезде доехали до Тихвина, ну а там уж добрались, где пешком, где на подводах. Пелагея Ивановна, услыхав привет от родственника, встретила ребят приветливо, пустила пожить – довольна была, вместе-то все веселее. Мучицы было немножко, да тут и август подоспел – грибы, ягоды, орехи – еды хватало, к тому ж Игорь наловчился ловить с местными ребятами рыбу, а Евдоксю вот углядели как-то на лугу девки, разговорились, познакомились да потащили к себе в бригаду на ферму.