Александр Прозоров - Заклятие предков

Первыми стоят врата жизни. Ты можешь поклониться им, прикоснуться к исцеляющим богиням и повернуть назад, А можешь войти, преодолеть священную рощу и поклониться вратам воинов…

— Я понял, — кивнул Олег. — Я должен вернуться от первых врат, либо открыть вторые. Понял…

Он обошел Кроноса, сопровождаемый суровыми взглядами вооруженных хранителей, преклонил колено перед богом, прикоснувшись лбом к его посоху.

— Значит, врата?! — Олег вскинул голову, громко расхохотался, оттолкнулся от идола и, пробежав несколько шагов, врезался плечом в стену. Снежные кирпичи разлетелись в стороны, и ведун вышел на волю через свои, собственные врата. И увидел в нескольких шагах свою гнедую — уже взнузданную и под седлом. Олег подскочил к ней, поднялся в седло, оглянулся.

Хранители вышли следом и остановились у пролома, опершись на копья. Похоже, то, что единственный поклонник запрещенного бога покинул снежное селение, пусть даже таким образом, их вполне устраивало.

— Не поминайте лихом! — помахал им рукой ведун и пнул пятками гнедую, поворачивая к недалекой Синташте.

Ему в лицо бил бодрящий ветер, легкие наполнялись сочным, пьянящим воздухом, мир вокруг сверкал и переливался, как гигантский бриллиант; гнедая мчалась широкой рысью, вздымая снежные брызги, словно глиссер на полном ходу. Еще никогда в жизни Середин не чувствовал себя таким счастливым.

Дороги к запретному капищу Середин не видел, но обратный путь нашел без труда — по следам гнедой, заботливо приведенной кем-то как раз к моменту его выхода на воздух. И ведун прекрасно знал, кто способен на такую точность и предусмотрительность. Прозрачную хижину, в которой плясал голубой огонек, он заметил версты за две, поднявшись на очередной взгорок, и с бесшабашной удалью повернул прямо на свет. Расплачиваться пришлось гнедой, которая дважды пробивалась через низины по грудь в снегу, а в третьей, предпоследней, ложбине Олегу пришлось спрыгнуть из седла и торить тропу самому. Но настроение у Середина от этого ничуть не схлынуло — хотя его и облепило снегом от пяток до макушки. Однако же спустя час он все-таки вошел в хижину, небрежно набросив поводья на один из выпирающих наружу рогов.

— Поклон вашему миру, добрые люди, — шагнул внутрь Олег и сразу увидел свои походные сумки, сложенные у стены. — И за заботу спасибо. Что же ты, мудрейший Лепкос, одежду мне к запретному капищу не прислал?

— Зачем? — пожал плечами сидящий у очага старик. — Прошедшие посвящение не боятся холода.

— А почто ты мокрый весь, ведун? — поинтересовался Сварослав, сидящий рядом с хранителем.

— Ничего, зато наконец помылся, — расхохотался Олег и остановился почти над огнем. Облачаться он не торопился. Но не из бестолкового хорохорства, а именно потому, что не успел обсохнуть. Одеваться мокрому — не столько согреешься, сколько сопреешь. — В веселое посвящение ты меня втравил, мудрый Лепкос. Хоть бы предупредил, что к чему, что ли?

— Зачем? — пожал плечами хранитель. — Ты же прошел посвящение.

Он подбросил в огонь крупный черный камень и продолжил:

— Многие отроки готовились к сему обряду, танцуя без перерыва молельные танцы по три дня и три ночи без перерыва. Многие дышат подолгу во всю глубину груди, пока не перейдут на уровень духа. Но я увидел, ты осилишь посвящение без этого, и оставил токмо главную часть обряда.

— Самую приятную.

— Самую важную! — впервые за все время возвысил голос хранитель. — Создавая первых ариев, Кронос увидел, как много жизней понадобится создать, дабы заселить всю землю и все небеса. И понял, что не сможет вдохнуть жизнь в каждого. Посему Первый из богов вынул свою душу, оторвал от нее несколько частей и вложил в каждого из людей. С того мига каждый из смертных, порождая новую жизнь, открывает свою душу, извлекает из нее искру Кроноса и этой силой передает его дыхание своим потомкам. Именно в это мгновение и только в этот миг смертный становится равным Первому богу, и лишь в этот миг он способен соприкоснуться душами со своим Отцом. Не у всех в этот миг хватает воли подняться душой к богу, а не отдаться во власть плоти. Но иного часа нам не дано.

— И что я получил взамен? — с интересом осмотрел себя ведун.

— Силу воина, знание запретного и веру ария, — четко, как на уроке перечислил Лепкос. — Вера ария позволит тебе пользоваться древними заклинаниями, бесполезными в иных местах.

Он сунул руку под себя, достал тяжелую серебряную фигурку крылатого человека, протянул ее Середину, потом передал небольшой свиток на тонкой бересте.

— Буквы сии тебе знакомы? Токмо вслух их не реки.

— Вроде все разобрал… — после некоторого раздумья сообщил Олег. Разумеется, от послехристианской кириллицы значки эти отличались, но значение многих символов ведун понимал, кое-чему Ворон в свое время научил. — Прочитаю, не бойся.

— Сие заклинание ладит токмо вместе с пайцзой. Прикладываешь пайцзу ко лбу, заклинание молвишь — и в монгола земляного немедля обращаешься.

— Это еще зачем?! — чуть не отбросил от себя бересту ведун.

— Станешь монголом — зов новый услышишь, каковыми колдун новый нежить к себе сбирает. Придешь по зову — да и порубишь его, ако хазарина гнусного.

— Если я стану глиняным человеком, то не рубить его стану, а приказов слушаться, — покачал головой ведун. — Есть у меня такое подозрение.

— Пайцзу со лба откинешь, заклятие вмиг и рассыплется. А колдуна можешь не опасаться. Его заклятия супротив тебя бессильны. Вера у вас едина, оттого и вред колдовство чинить не станет. На мечах меряться придется.

— Ясно. — Олег взвесил в руке тяжелую серебряную пайцзу. — Хорошую ты мне оплату нашел, мудрый Лепкос. — Такую, что хочешь не хочешь, а все едино отдавать бы пришлось.

— Я волхв, ты воин, — пожал плечами хранитель. — Наступает твоя пора. Иди и сражайся. Я сделал для тебя все, что мог.

— Токмо от тебя покой земли русской ныне зависит, ведун, — наконец вставил слово и Сварослав. — На тебя едина надежда.

Снизу послышался топот копыт. Середин повернул голову и с удивлением обнаружил, что тот самый мальчишка, что несколько дней назад забирал коней, бежит, ведя за повод чалого мерина. Ведун перевел взгляд на хозяина странной хижины, и тот виновато пожал плечами:

— Поторопился юнец. Чуток попозже ты уйти должон.

— Когда нужно, тогда и уйду, — отмахнулся Олег и пошел к сумкам одеваться.

За врата жизни он выехал где-то через час. Придержал коней, оглядываясь на странный город Дюн-Хор. Ведун провел здесь всего несколько дней, но уже мог примерно представить его долгую историю. Когда в здешних местах царила тропическая жара, Дюн-Хор наверняка был богатой столицей обширного края, средоточием богатства и мудрости. Но пришли холода, люди убежали вслед за теплом, и здесь остались только самые упрямые, ведя аскетическую жизнь, с трудом отогреваясь каменным углем и пытаясь оправдать свои муки необходимостью оберегать древние знания. Потом холод начал отступать. Жить стало легче, народы и племена потянулись на забытую родину. Те из хранителей, что ценили сытость, тепло и покой превыше служения долгу, наверняка устремились в ставшие близкими обитаемые края. Зато из обитаемых мест к сокровищнице древних знаний стали перебираться иные смертные. Те, для кого мудрость и духовное развитие дороже мягкой постели и красивой одежды. И здесь, на реке Синташте Печорского бассейна, в руинах древнейшего из городов обосновалась новая общность, малопонятная окружающим, притягивающая мудрых и внушающая уважение всем прочим.