Владимир Серебряков - Из Америки – с любовью

Стоп! Там кто-то уже сидел. Я сжался и старательно попытался слиться с траками. Меня здесь нет, меня здесь нет, я просто кучка черной ветоши… Черт, да он, похоже, там один!

Точно. Внутри был только мосластый паренек в замасленном комбе. Быстрый – он успел развернуться, увидеть меня, выпучить глаза и даже начал разевать пасть, но уж этого я ему позволить не мог и отключил его, как у нас говорили, легким касанием подошвы об челюсть. Шутка. В десантном отсеке штучки по Борису Ли не проходят.

Получилось, правда, не совсем аккуратно. Падая, этот олух умудрился здорово рассадить лоб. Вреда, конечно, большого нет, череп – штука прочная, но кровищи… Пришлось срочно искать аптечку и посыпать пленного стрептоцидом, а заодно уж и связывать ненадежнее, благо резиновых жгутов отыскалось три вместо двух положенных.

Закончив упаковывать бедолагу, я тщательно запихал ему в рот марлевый пакет и только после этого дал понюхать нашатыря (запасливые люди лимонники, чего только в их аптечках нет. Даже ОН, родимый, правда, в склянке с черепом). Придя в сознание, пленный вытаращил глаза, попытался выплюнуть кляп – чего я, понятно, не позволил – и задергался в каком-то спазматическом припадке. Я позволил ему побиться секунд пять и утихомирил пинком под ребра.

– Лейтенант Мухоморе Сыровато, – отрекомендовался я. – Японский императорский флот. Разведка. – И продемонстрировал вместо документов сверкающий складной ножик, который и навел меня на мысль о грибном машкераде. – Сейчас моя вытащить кряп. Если твоя вопить – моя отрезать язык и заставрять прогротить. Все поняр, жертва аборта?

Пленный истово закивал. Глаза его уже начали наполняться слезами. Пацан. Как его только занесло во все эти дела?

Впрочем, вид у меня, наверно, был еще тот. В черных джинсах, черной шелковой рубашке, черной же маске – лыжная шапочка с прорезями – я и впрямь отдаленно смахивал на ниндзя из гоминьдановских боевиков, где доблестные китайцы неизменно побеждают коварных японцев.

– Имя?

– X… х… Генри, сэр. Генри Фэрланд.

– Звание?

– Техник, сэр. То есть, простите, сэр, доброволец первого класса, сэр. Отряд волонтеров «Охотник Пакстона», сэр.

Это было ответом уже на следующий вопрос. Бедняга выбалтывал ответы, прежде чем я успевал их задавать.

– Кто твоя командир?

– Сержант Бредли, сэр.

– А его командир? Нет, стоп! – поправил я себя. – Кто тут вообще самый гравный?

Только бы не сбиться! Японцы букву «л» не выговаривают, значит, и мне не след.

– Самый главный, сэр? – озадаченно переспросил пленный. – Нашим отрядом командует полковник Пакстон, а лагерем – полковник Джонсон, но наш полковник ему не подчиняется, а «Ричмондским ополчением» командует полковник Шортфор, и он тоже никому не подчиняется, но три дня назад в лагерь прибыл генерал из Вашингтона, как его зовут, никто не знает, и с ним еще кто-то из руководства Движением, они целыми днями сидят в штабе и…

– Достаточно, – оборвал я излияния Генри.

М-да, интересная, однако, у них организация. Наплодили, понимаешь, полковников – я вспомнил злополучного Бранта. Плюнуть некуда, в полковника попадешь. А теперь еще и какие-то шишки. Поймать бы такую шишку да порасспрашивать спокойненько так, не торопясь. Я припомнил суету вокруг штаба и вздохнул, отгоняя заманчивое видение пузатого штабного, привязанного вместо худосочного теха. Тут нужен либо агент бляха 007, либо три-четыре егеря. Одному не потянуть.

– Последний вопрос. – А, черт, все-таки сбился! – Что вы тут затеваете?

Пленный выпучил глаза еще больше.

– Н-не знаю, сэр. Н-не могу знать.

– Неправирьная ответа, – прокомментировал я, мигом возвращаясь обратно в образ бравого лейтенанта Мухоморе, и для полноты картины легким махом ножа отчекрыжил у допрашиваемого кусок воротника. – За каждая неправирьная ответа буду отрезать по кусочку от… – Я задумчиво уставился на пленника, словно прикидывая, откуда будет удобнее начать. Бедняга побледнел и начал трястись мелкой-мелкой дрожью. – От низа до верху.

– Но я действительно не знаю!

– Твоя забыра добавить «сэра», – заметил я, меланхолично поводя ножом перед глазами пленного. – Прохо. Тогда моя посре тебя начнет нарезать твои товарищ. Пока одна из них не начнет отвечать правирьна.

– Но меня расстреляют… – проблеял пленник. – Сержант Бредли обещал…

Я весь напрягся. Неужели этот хлюпик знает что-то действительно важное?!

– Сержанта дареко, – возразил «лейтенант Мухоморе». – А моя бризко.

В качестве дополнительного аргумента я легонько кольнул пленника в кончик носа.

– А-а! – прохрипел Генри, с ужасом уставясь на набухающую каплю.

– Твоя еще подбодрить? – вежливо поинтересовался лейтенант Мухоморе. – Ири твоя кончает пузыри пускать?

– Нам приказали подготовить машины к завтрашнему утру! – на одном дыхании выпалил тех. – Сержант Бредли приказал и добавил, что это приказ с самого верха и что машины должны быть в самом полном порядке, потому что завтра с утра предстоит очень важный марш, и если что-то сломается, то он лично найдет виновного и так надерет ему задницу, что тот на сковородку в аду будет садиться как на перину…

– Хватит! – рявкнул я. Образчики творчества неизвестного мне сержанта Бредли меня отнюдь не волновали. А вот приказ… Значит, господа, «завтра на рассвете»? Сие нам знакомо. «Чуть солнца луч прорезал утренний туман и, брызнув от брони, в шелка знамен попался…» Или другое? «День назывался четвергом, рассвет был алый…»

Пся крев! На какой-то момент мне чертовски, прямо-таки мучительно захотелось наплевать на свой первоначальный план и все-таки попытаться выловить кого-нибудь из местного командования, благо их тут, если верить пленному, наплодилось до черта, и все они, мать их, прости господи, равнобезответственные. То есть посвященные в Тайну.

Спустя пару секунд наваждение прошло, сгинуло, и я остался сидеть, продолжая механически крутить пальцами нож – быстрее, быстрее, пока лезвие не превратилось в сверкающий круг. – А-а…

Похоже, янкес решил, что терять ему все равно нечего – нарезать его будут так или эдак, – и решил погибнуть быстро и геройски – завопив. Или у бедолаги просто потекли с перепугу мозги – в тот момент мне было не до выяснений. Я просто выбросил левую клешню вперед и уцепился за горло, задавив нарождающийся вопль в зародыше. Подержал секунд семь и отпустил – я ж не зверь.

Пленный обмяк. Минут десять гарантированной тишины у меня есть, а с учетом хлипкого сложения теха – до получаса включительно. Впрочем, уж чего-чего, а тишины здесь в ближайшие полчаса не будет. Не надейтесь и даже мечтать не смейте.

Я стащил тело на пол отсека, протиснулся в башню – все было в полной боевой, оба контейнера – с бронебойными и разрывными – полностью уложены, осталось только заправить концы лент в приемник пушки. Это я и проделал. Сама пушка застопорена в нулевом положении, ствол у нее при этом для удобства заряжания приподнят чуть вверх – что меня вполне устраивало, потому как ничьих голов я сносить не собирался. Разве что фигурально выражаясь.