Александр Прозоров - Кровь ворона

В этот миг до Середина донесся мерный звон молота, и ведун, встрепенувшись, пошел на звук.

Для кузнеца, известное дело, сезонов нет. Хоть с града, хоть зима, а работа завсегда найдется. Стучать в темные, подгнившие снизу, ворота Середин не стал — кто же его в таком звоне услышит? Толкнул створку, шагнул во двор, кивнул кормящей кур женщине и сразу повернул вправо, к кузне, что стояла в конце огорода, подальше от прочих строений.

Сбыслав в толстых кожаных штанах, замаслившихся от долгой носки, и в кожаном фартуке как раз отбросил на землю ручник, прихватил подкову клещами и кинул в горн. Взялся за рукоять меха.

— Неужто не готова еще?

— Дыры под гвозди надобно пробить, — покосился на него кузнец. — А, это ты, чужак. Никак обратно в Сураву собрался?

— Куда там обратно, — отмахнулся Олег. — Вода, вон, поднимается только. Спадать и не думает.

— Дык, на лодке, — пожал плечами Сбыслав и ухватил другую заготовку, раскрасневшуюся до ярко-алого оттенка.

— Помочь? — предложил Олег.

— Сам управлюсь.

— Да я денег не спрошу. Так, от нечего делать подсоблю. Бери пробойник.

Олег перехватил у хозяина клещи, сдвинул заготовку к отверстию на наковальне. Не заставив себя уговаривать лишний раз, Сбыслав ухватил заточенный стержень, ручник и, быстро переставляя пробойник, шестью сильными ударами пробил шесть отверстий.

— Куда?

— В вошву кидай, пусть подкалится.

Вода в деревянном корыте зашипела, забурлила, по поверхности поплыла окалина и белая зола. Середин развернулся к горну, поворошил клещами угли, нашел еще одну красную подкову, перекинул на наковальню. Вместе они закончили работу всего за несколько минут. Сбыслав снял фартук, присел на брошенное возле входа бревно, поднял с земли большую крынку, молча протянул гостю. Олег присел рядом, отпил несколько глотков чуть терпковатого пива, крякнул, вернул кузнецу. Тот тоже сделал несколько глотков, поставил на землю, отер бороду:

— Ну, и как тебе? Я для него бражку поперва с рябиной настаиваю, а уж потом перевариваю, да хмель кладу.

— Непривычно. Но нравится, — кивнул Середин и за похвалу получил еще несколько глотков.

— Чего же пришел, коли назад не собираешься, чужак? Видать, нужда в чем появилась?

— Да вот, спросить хотел. У вас в Чернаве украшения какие женские купить можно?

— Какие-никакие — всякие, — усмехнулся кузнец. — Проще сказывай, чего именно ищешь?

— Сам не знаю, — пожал плечами ведун. — Подарок хотел девице сделать. Не очень дорогой, но чтобы память добрая осталась.

— От оно как… — для лучшего мышления Сбыслав хлебнул еще изрядно пива. — Ну, платков, сам понимаешь, у меня нет. Ан колец пара лежит. Балуюсь иногда с желтым металлом, коли работы мало. Дочка, чай растет. Скоро красоты захочется. На, допивай. Сейчас принесу.

Олег от угощения отказываться не стал, а ухватил крынку за широкое горлышко и привалился спиной к стене. К тому времени, когда глиняная емкость опустела, как раз вернулся хозяин, протянул ведуну небольшой сверток, сам вошел в кузню, чем-то там загремел. Середин развернул тряпицу и восхищенно цокнул языком: это были крупные височные кольца из желтой меди со спиральным рисунком из серебра и небольшим отверстием посередине, в котором покачивались жемчужинки. Похоже, с речным жемчугом в здешних местах проблем не было — пихали его куда только можно.

— Великолепно! — не стал скрывать впечатления ведун. — Я такой красоты даже на Новгородском торгу не встречал.

— Да? — высунул голову из-под полога Сбыслав. — Я чеканку мыслил лаком покрыть али эмалью, да зелья нигде узнать не смог. Оттого и решил серебро вбить.

— Блеск! Так оно даже лучше получилось. Жаль, тебе они самому, наверное, нужны.

— Моей малой еще десяти весен нет, — засмеялся кузнец. — Я ей еще не одни смастерить успею. Куда краше этих будут. В Рязани буду, еще раз тайну лака ювелирного вызнать попробую.

— Не пробуй, — покачал головой Середин, сворачивая тряпицу с кольцами. — Сколько хочешь за товар свой изящный?

— Согласись, сорок белок будет совсем не много.

— У меня нет беличьих шкурок.

— Тогда девять кун.

— И куниц нету. Я же не промысловик, чай сказывал

— Чем де тогда платить хочешь?

— Серебром, Сбыслав. Думаю, ты не считаешь, что серебро хуже мехов?

Кузнец скользнул беглым взглядом по пальцам гостя, и ведун улыбнулся уголками губ. Большинство обитателей этого мира больше привыкли считать деньгами не содержимое кошелька, а то, что человек носил на себе. Заплатить за покупки кольцом, перстнем, шейной гривной, монетой с монисто или серебряной пластиной с собственного боевого пояса, золотой пуговицей, пряжкой, наконечником шнурка считалось в порядке вещей. Оттого-то и ходили многие разукрашенными, как попугаи, коли казна позволяла. Не красоты ради — а для демонстрации платежеспособности. Ну, и приобрести если чего захочется — капитал всегда при себе. Точнее — на себе. У Олега же сохранились старые привычки: он сунул руку в карман косухи, достал вышитый кисет и подбросил его в ладони, позволив монетам негромко, но весомо звякнуть.

— Персидское?

— Новгородское. Чешуя.

— Ну, — прикинул кузнец, — две чешуйки в чеканку я точно вбил. И металла еще на две потратил. Жемчужины по чешуе, не меньше стоят. Стало быть, шесть…

— Шесть так шесть… — Поскольку работу Сбыслав почему-то включать в счет не стал, Олег решил не торговаться, развязал кисет и отсчитал монетки. — Спасибо тебе, мастер. Золотые у тебя руки.

Ведун вернулся на двор к шорнику, закрылся в бане и запалил печь. Коли делать нечего — так хоть на огонь полюбоваться…

Перед самыми сумерками Даромила принесла большую глиняную миску со щами, большой ломоть хлеба, поставила на лавку кувшин:

— Батюшка пива свежего сварил. Коли сговорится со сватами-то, пивом заливать надобно. После пива уговор уж не рвут. Ты попробуй. К сватам ведь за стол не пустят.

— Спасибо, хозяюшка. Балуешь…

Олег перевернул одну из шаек, сел перед лавкой, на которой был устроен простенький стол, вынул из чехла ложку. Покосился на девушку. Та почему-то не уходила — слонялась по бане и заглядывала в углы, словно видела их в первый раз.

— Жарко тут у тебя, боярин.

— Так ведь волхв сказывал, лихоманка жара боится. Вот и стараюсь.

— Ох, жарко… — присела на нижнем полке девушка, уронила на пол мягкие черевики и заболтала ногами. — Прямо дышать нечем.

— Приходится терпеть. — Середин отвернулся к щам и принялся за еду.

— Как же ты живешь так, боярин? Без жены, без дома, без земли.

— Живу, — пожал плечами Олег. — Оно ведь, с другой стороны, и спокойнее. Коли нет ничего за душой, то оно и бояться нечего. Потому как нечего терять. Коли в сечу иду — не боюсь, как жена без меня жить станет, на кого хозяйство останется, кто на землю позарится. Я и сабля — и нет для меня в бою иных дум. Очень, кстати, полезное состояние.