Александр Прозоров - Кровь ворона

— Тоже, небось, немалых денег стоит… А может, ты и не путник вовсе? Может, боярин переодетый, что от княжьего гнева прячется?

Олег промолчал, а девица, увлеченная неожиданным «прозрением», заметалась по бане:

— Отчего же переодетый? Рубахи у тебя шелковые, штанов разных целый мешок, сапоги дорогие, оружие странное с рукоятью из самоцветов…

— Какой боярин?! — поспешил вмешаться в ее мыслительный процесс Олег, сообразив, что рискует стать героем вовсе невероятных слухов. — Какой боярин! Ты телеги мои у забора видела? Это добыча ратная. Думаю, до Рязани доберусь, за две-три гривны продам. Обычный воин я, саблей себе прибыток зарабатываю. Дома и семьи у меня нет, так что доход весь на себя трачу.

— Целых три гривны? — изумилась Даромила. — За един поход?

— Не за один поход, а за целый год доход у меня такой получился, — на всякий случай предупредил Олег. — К тому же из трех сотен, что со мной на половцев ходили, полста головы свои сложили, а еще два раза по столько ранеными возвернулись. Вот и считай: две гривны за свой живот — много это или мало?

— Три гривы? — словно не услышала его девушка. — За един раз?

— Ты чего, в ратники решила записаться? — усмехнулся Олег. — Так имей в виду: шанс с добычей вернуться один из четырех примерно получается.

— Отчего это? — не поняла девица.

— Победишь или разгромлен будешь это один к одному, — растопырив четыре пальца, тут же загнул два ведун. — И еще один к одному — что в случае победы ты жив останешься, а не живот свой в чужих краях потеряешь.

— Но ты же цел? — после некоторого раздумья сказала Даромила.

— Мне повезло, — вернул Олег вычищенную до донышка миску. — Спасибо тебе, красавица. И за угощение, и за то, что волхва вовремя позвала. Вот уж обидно так обидно: половецкий поход без единой царапины пережить, а в родных землях живота лишиться.

— Радша батюшке велел курицу для тебя сварить, а бульоном заместо сыта отпаивать, — глядя куда-то мимо гостя, сообщила девушка. — Я покуда ощиплю, а вечером отвар принесу. Ты отдыхай пока. Лихоманка много сил берет, зараз не оклемаешься.

Середин, ощутивший в желудке приятную тяжесть, спорить не стал, благо укладываться оказалось просто донельзя: набок отвалиться, и всё. В этот раз вместо вязкого месива он оказался в чистом небе. Над головой светило солнце, и именно к нему тянулся ведун всей душой — пока девичья рука не прикоснулась к плечу:

— Вот, испей, боярин.

Олег вздрогнул, просыпаясь, и уже без посторонней помощи сел на полке, принял у Даромилы миску, мелкими глотками выпил горячий бульон.

— Кашу чуть опосля принесу, — пообещала девушка. — В печи томится.

Когда кормилица ушла, Середин спустился, прогулялся по жаркой бане, думая о том, куда бежать по нужде — к хозяевам, или так выкручиваться. После некоторых колебаний вспомнил, что в дом ему входить запрещено, и «выкрутился», благо баня изначально предназначена для удобного слива воды, да и самой воды запас имелся.

Даромила пришла, как и обещала, «чуть опосля», примерно через полчаса. Принесла вареную крупными кусками репу, жареную капусту, вареный куриный окорок, а когда гость взялся за еду, с гордостью сообщила об уловке:

— А на боярина ты откликаешься!

— Ой, милая, — покачал головой Олег, — как меня только ни называли. И купцом, и колдуном, и боярином, и бродягой. Я уже на всё согласен, лишь бы миску полную наливали.

— Как это на всё? — не поняла девушка. — Ужель не позорно, коли обидным словном кличут?

— Коли не со зла, то и не обидно, — спокойно ответил Середин. — А коли со злом, то сабелька завсегда при мне. Чик, и нет головушки у языкастого…

Одновременно с последним словом за Даромилой захлопнулась дверь.

Впрочем, новым утром она опять появилась, принеся блюдо с двумя крупными копчеными лещами. В первый миг ведун хозяйскую дочку даже не узнал: в жемчужной понизи, в кокошнике, в расшитом сине-красными лентами сарафане с пышными плечами она показалась чуть не на полголовы выше и в полтора раза шире в плечах.

— Ну, ты просто чаровница писаная! — развел руками Олег, спрыгивая с полка. — Неужели ради меня так убралась?

— Сватов ныне ждем. — Девушка поставила рядом с блюдом миску бульона. — Сестру просить обещались.

— Сейчас? — удивился ведун. — Я думал, свадьбы больше по осени играют.

— То играют, — отвернулась Даромила. — Токмо пока сговорятся, пока попряничаются, пока сберутся, аккурат до осени время и пройдет.

— Понятно… — Олегу показалось, что на глазах девушки блеснули слезы, и он прекратил расспросы, посвятив внимание завтраку.

Однако, покончив с едой, тоже достал из сумки свежую рубаху из темно-синего шелка, натянул шаровары, добротные сапоги, опоясался саблей и вышел из бани. Огляделся, подобрал у изгороди иссеченный чурбак, на котором, видно, не первый год кололи дрова, отнес к бане и уселся на него, привалившись к теплой бревенчатой стене, зажмурившись и подставив лицо солнцу.

— Ей, мил человек. А правду сказывают, что ты боярин тайный и от княжеского гнева прячешься?

Олег с удивлением поднял голову. Перед ним стояла уже знакомая голубоглазая туземка, что направила его позавчера на этот двор. Только на этот раз красотка выглядела куда более броско: по лбу поблескивал венец из серебряных монет, ограничивающийся большими височными кольцами, волосы укрывала бисерная сетка, на плечах лежал платок с красным набивным рисунком по краю. На расшитом катурлином сарафане красовался наборный поясок из чередующихся медных блях и крупных жемчужин неровной формы. Впрочем, такая она тут была отнюдь не одна. На дворе успело собраться не меньше полусотни деревенских — женщин, мужиков, подростков. Все одеты, как на праздник, и все делают вид, что забрели сюда случайно — глядят по сторонам, мнутся у сараев и изгороди. Некоторые, правда, беседуют между собой.

— Так ты и вправду боярин?

— Тебе-то чего? — Поняв, что слухи уже поползли, Олег спорить не стал. Всё равно бесполезно. — Я к тебе первой попросился. Коли погнала, чего теперь спрашивать?

— А ты тогда без сабли был, боярин… — оценила она богатый поясной набор ведуна.

— Смотрела плохо. Рядом она, на телеге лежала.

— А у тебя рукоять меча и впрямь из самоцветов собрана?

— Какая есть. — Разве объяснишь здешним обитателям, что такое прозрачная пластмасса и как легко ее можно красить пастой от обычной шариковой ручки?

— Дай глянуть…

— Ку-уда! — чуть не хлопнул ее по ладони Середин. — Мужской инструмент бабьих рук не терпит!

— Да надо мне оно… — обиделась девица и пошла к навесу.

И тут с улицы донеслось:

— Едут, едут!!!

Перед воротами пробежали несколько босоногих мальчишек, а следом показались пятеро богато одетых гостей: в зипунах и подбитых лисой шубах, в высоких шапках из горностая [3] По воспоминаниям различных путешественников, на Руси мех горностая ценился не очень высоко. Предметом роскоши не являлся. и бобра. Первым шествовал осанистый рыжебородый мужик. На вид — лет сорока, не больше, однако с высоким резным посохом и в длинном, почти до пят, зипуне яркого небесного цвета, с кручеными желтыми шелковыми шнурами, пришитыми снаружи вдоль всех швов.