Алексей Витковский - Выбор воина

Сашка помнил, что в исторических книжках и энциклопедиях государства всех западных славян почему-то именовали племенными союзами. Здесь все было иначе. Здесь бодричи – ободриты, лютичи – вильцы и лужичане, были не племенами, а народами, большими и сильными, со своими святынями, множеством городов и крепостей, с династическими связями с датскими и франкскими королевскими родами. Народы эти совершали постоянные военные походы по всей Балтике и Северному морю, а в союзе с викингами хаживали и в Средиземное! Больше того, даже в Скандинавии встречались целые поселения – колонии вендов. Так-то вот!

Однако не все в порядке и здесь…

Савинов смотрел вниз со стены, вдыхал знакомые запахи и думал, что почти так же пахло в Белоозере и других городах Руси, в которых он успел побывать. И люди-то здесь такие же… Даже не так – те же! Потому как очень многие из тех, с кем он, Сашка, познакомился там, на востоке, имели здесь родню как минимум в третьем колене. Иные просто уехали отсюда, ища свободных пространств, потому что тесновато уже в землях ободритского княжества. Нескончаемый поток переселенцев идет от этих берегов на восток, из Руси Балтийской в Русь Восточную, ту, что со временем будет зваться Великой. Поток никогда не прерывается, лишь иногда истончаясь, но затем снова усиливается. А здесь народу будто и не убывает! [99]

Воины с семьями отъезжают в Киев, Ладогу, Чернигов, Муром, Белоозеро, Изборск, Полоцк. Везде примут их, неукротимых в бою, верных, отважных… Но именно эта неукротимость и погубит сию землю. Потому что ободриты ходят войной не только на датчан или немцев. С не меньшей яростью они сражаются с лютичами и поморянами, а нарождающаяся уже Польша тоже стремится прибрать к рукам все эти земли. И пока они дерутся между собой, будучи не в силах договориться, немцы копят силы.

«Как похоже на то, что происходило в двадцатом веке! Дранг нах Остен! Какой же это, черт возьми, старый лозунг!»

Сашка знал, что лютичи и ободриты еще создадут так называемую Вендскую державу, но и она погибнет, хотя продержится еще как минимум полтораста лет. Печально… «И чего они здесь все делят? Не дрались бы между собой, может, и устояли б…»

Он снова подумал о том, что вот оно, дело. Вот вызов, который невозможно отвергнуть. Это они здесь не могут договориться, а он сам? Он ведь знает, что все это, по сути, один народ, и если сплотить его… Эх! Какая держава могла бы подняться из этого лоскутного одеяла, составленного из малых княжеств и уделов! Никакие крестовые походы не помогли бы тогда немцам, никакие тумены – монголам…

«Но есть ли для этого объективные предпосылки? – как спросил бы истинный коммунист, следующий учению Ленина—Сталина… – Найдем, – решил Савинов, – а надо будет – создадим!»

Впрочем, Мстивой уже предложил поучаствовать в большом деле. Когда искалеченный «Медведь» приплелся в гавань, князь не заставил себя долго ждать. Приехал прямо на пристань, поздоровался как со старым знакомым. Посокрушался для порядка насчет повреждений, обещал посодействовать в ремонте, а потом предложил дело. А всего-то – у саксов Стариград отбить. Они там, заразы, водворились пять лет назад и уже успели обозвать наш («Наш! – грозно сверкал очами молодой князь. – Вагрская область наша от века!») город Ольденбургом. Конечно, воевать Вагрию пойдет целая рать бодричей, но вот в осаде Стариграда вовсе не помешают Сашкины камнеметы…

Савинов осведомился, много ли времени займут военные действия.

Не менее двух недель, последовал ответ. Ольбард не согласился на такой срок – у него княжество без присмотра. Но ведь за имуществом Олексы Медведковича есть кому присмотреть?

Присмотреть-то есть кому, сказал тогда Савинов и задумался. Ярина ждет, волнуется. Это заставляет спешить, но ремонта на лодье не меньше, чем на полторы недели. Все равно задержка. Поэтому Сашка посоветовался с дружиной и задал князю только один вопрос:

– Когда выступаем?

Но до похода случилось еще одно происшествие, которое совершенно выбило Савинова из колеи. Был солнечный день, воины на лугу упражнялись в стрельбе из лука, а Сашка, отложив оружие, углубился в расчеты. Он как раз изобретал способ, как установить снятые с «Медведя» камнеметы на большие повозки, и думал, что надо бы усилить оси и приделать к повозкам нечто вроде станин, чтобы те не перевернулись при стрельбе…

Подумать-то Сашка успел, а потом все видимое в поле зрения вдруг задрожало и пошло полосами и трещинами, дробясь на маленькие квадратные кусочки. Они осыпались куда-то вниз, как большое мозаичное панно во время землетрясения. В конце концов остались только небольшие фрагменты – пятнышко травы, клочок неба с белым мазком облака, один из рогов Рысенкова лука, чье-то плечо. Затем пропали и они, и наступила мутная, колеблющаяся темнота. И потом прямо из нее, из глубины темного вихря соткался тяжелый двухтумбовый стол. А за ним – человек в военной форме с петлицами капитана НКВД.

– Вы, похоже, не понимаете всей тяжести своего положения, Лев Львович! – Следователь Мелкис поднялся из-за стола и прошелся по кабинету, заложив руки за спину. – Вам вменяется в вину, что вы развалили обороноспособность своей авиадивизии, из-за чего наши ВВС на Западном фронте понесли тяжелые потери! Это даже не вредительство! Вы же враг! Враг трудового народа! Вы понимаете, что у вас нет другого выхода, как покаяться перед партией и правительством? Подпишите бумагу, и трибунал, возможно, учтет…

Полковник Шестаков молча сидел на табурете перед столом и неотрывно смотрел на портрет Сталина, висевший на противоположной стене. Савинов чувствовал обреченность, с которой полковник слушал следователя. Оно и понятно. Что бы он сейчас ни начал говорить, все бесполезно. На самом деле вердикт уже вынесен. И не сегодня завтра Шестакова расстреляют.

– Ну, что вы молчите? Вам нечего сказать? Страшно? А о чем вы думали, когда позорно струсили? О чем вы думали, бросая управление дивизией?

Шестаков-Савинов поднял голову и твердо произнес:

– Я не трус! И вы это знаете!

– Ах да! Простите! – Мелкис язвительно улыбнулся. – Как же, герой Испании! Восемь сбитых лично и тридцать с гаком в группе, – я все верно говорю?

– Да.

– Более того, – следователь старательно изобразил на лице недоумение, – за первую неделю боев с фашистами вы сбили еще пять самолетов врага. Похвально… А ваша дивизия потеряла семьдесят шесть истребителей за это же время! [100]Вы пытаетесь своим личным счетом замазать нам глаза! Отвести от себя справедливое возмездие!