Алексей Волков - Клинки надежды

Пауза затянулась.

– Что скажете, гражданин Аргамаков? – нарушил ее Шнайдер. Как гражданин по борьбе с контрреволюцией и, следовательно, человек, отвечающий за порядок в городе.

– Лишь то, что кто-то старательно вводит вас в заблуждение. Мои люди всю ночь находились в казармах. И, во-вторых, не вижу способа проследить путь двух всадников, по вашим словам, помчавшихся прочь с места убийства. Разве что нестись за ними на коне или автомобиле.

– Так уж и никто не покидал казармы? По крайней мере, двое были в городе с моей секретаршей, о чем она сама рассказала мне. Один из них – барон из вашей бригады. Как же его? Еще фамилия у него не русская. – Шнайдер наморщил лоб в попытке вспомнить.

– Ротмистр фон Раден, – пришел ему на помощь полковник. – Только, надеюсь, ваша секретарша не забыла вам сообщить о том, что эти двое спасли ее от напавшей солдатни?

– У вас неверные сведения, господин полковник. – Нестеренко, бывший писарь, выбранный недавно командиром одного из запасных полков, попытался ожечь Аргамакова взглядом. – Солдаты встретили девушку на улице, решили проводить, и тут налетели ваши люди и без малейшего повода напали на компанию. Двух человек они убили, трех ранили, причем один останется инвалидом, захватили несчастную секретаршу и куда-то увезли. Очевидно, хотели изнасиловать, да только узнали, кто она, и испугались.

– Выбирайте слова, господин писарь, – полковник подчеркнул прежнюю должность Нестеренко. – Мои люди – не насильники и не бандиты. В отличие от ваших. Или вы сейчас извинитесь, или…

Продолжать Аргамаков не стал, но его взгляд был настолько выразительным, что писарь сжался и втянул голову в плечи.

– Что это за история? – заинтересовался Всесвятский. – Яков, раз вы в курсе, что произошло на самом деле? Или, быть может, позовем Веру?

В нем явно проснулся прежний присяжный поверенный.

– Все было так, как рассказал Аргамаков, – признался Шнайдер и повернулся к полковнику: – Только не говорите, что я плету против вас интриги и голословно обвиняю во всех преступлениях. Мы всегда стараемся полностью разобраться в случившемся и встать на защиту правой стороны. Народ не простит, если кто-нибудь пострадает напрасно.

Аргамаков кивнул. Тот факт, что идейный противник принял его сторону, давал ему надежду на примирение перед лицом общей угрозы и совместную работу по спасению родной страны.

К Нестеренко отношение было другое.

– Я жду, – холодно напомнил полковник клеветнику.

Командир другого запасного полка молчал. Люди были не его, отношения к случившемуся он не имел никакого, боялся одинаково и своих солдат, и командира сборной бригады. Лучше уж не лезть не в свое дело.

– Мне так рассказали, – тихо выдавил из себя Нестеренко. – Вот я и подумал… Но раз все было иначе, то приношу извинения.

– И все-таки, гражданин Аргамаков, всадники были, скорее всего, ваши. Почему бы тому же барону, проводив Веру и случайно наткнувшемуся на Муруленко, не свести с ним старые счеты? Вы же не будете утверждать, будто вы лично и ваши офицеры питали к покойнику хорошие чувства? Признайтесь, вы его ненавидели! – опять вступил в разговор Яков.

– Гражданин Шнайдер, – в тон ему отозвался полковник. – Любить или хотя бы уважать вашего командующего нам было решительно не за что. Разве за то, что вы все при его попустительстве едва не стали жертвой банды Яниса. Но убивать из-за угла в моем отряде не принято.

– И все-таки я настаиваю, чтобы барон Раден прибыл в мой отдел для дачи показаний. Если по вашему утверждению ничего не было, то и бояться не надо. Мы разберемся и сразу отпустим его. Если хотите, даже извинения принесем. Но следствие должно знать точно, кто убил нашего коллегу. Для этого мы должны проверить все версии, вплоть до самых невозможных.

– И в самом деле, господин полковник, по-моему, это лучший выход из положения, – поддержал Якова Всесвятский. – В простом народе уже циркулируют нежелательные слухи, умы некоторых граждан возбуждены. Тем более что многие знают о вашем неприязненном отношении к покойному. Да и ваши порядки поневоле заставляют воспринимать бригаду как сборище контрреволюционеров. Простите, ради Бога! А так люди увидят, что ни для кого не делается поблажек, Яков во всеуслышание заявит о невиновности вашего барона, и в городе восстановится мир.

Обвинение в контрреволюционности нимало не задело полковника. Его бы оскорбило обратное. Однако определенный резон в словах Всесвятского был. Раз выдвинуто обвинение, то должно быть и опровержение. Слухи – страшная сила. Неясно, кто их пустил, однако, раз начав циркулировать, они так и будут ходить в народе. Возможно, даже тогда, когда многих из присутствующих уже не будет в живых.

И лишь Яков вызывал подозрения. Невольно вспоминалось мнение Орловского о бывшем приятеле, а также непосредственный род занятий бывшего революционера. Как говорили многие в том же народе, люди, попавшие к Шнайдеру, обратно не возвращались. Тех же, кому повезло, было не узнать.

– Ротмистр Раден в данное время очень занят по службе. Поэтому отпустить его в город я не могу. Лучше приезжайте к нам. Там спокойно побеседуете с бароном. Свободных помещений у нас достаточно, – объявил свое решение Аргамаков.

Шнайдер едва заметно скривился. Встречное предложение полковника его явно не устраивало.

– Гражданин Аргамаков, вы придерживаетесь на службе своих правил, а мы – своих. Закон одинаков для всех, и при всем уважении к вам, мне бы не хотелось его нарушать. Речь-то идет, в сущности, о ерунде.

Насколько знал Аргамаков, ни один закон в республике до сих пор принят не был. Кроме закона о том, что вся власть на территории губернии принадлежит правительству, а сама губерния отныне является республикой.

– Извините, но не могу, – твердо произнес Аргамаков. – Бригада находится на казарменном положении. Все военнослужащие заняты подготовкой к боям, и отпустить кого-либо из них – значит ослабить боевую мощь остальных. Ждем вас у себя.

Показалось, что глаза Шнайдера на мгновение блеснули красноватым светом.

Впрочем, это было наверняка следствием усталости и расшалившихся нервов.

В следующие мгновения и об усталости, и о нервах было забыто. Дверь широко отворилась, пропустила внутрь молоденького офицера с полевыми погонами прапорщика и закрылась вновь.

Среди граждан правительства пронесся сдержанный ропот. Это же черт знает что, когда каждый желающий без приглашения вваливается на закрытые заседания!

– Господин полковник, разрешите обратиться!

Штатских прапорщик проигнорировал, а из военных его командир был самым старшим по званию.

– Разрешаю. – Аргамаков невольно поднялся.