Алексей Волков - Штык и вера

– Ивар, доставишь барышню домой и вернешься сюда. А вы, поручик, будете охраной, – коротко распорядился Сухтелен.

Лицо девушки выразило откровенное неудовольствие. Она бы отказалась, если бы не обещала дяде не лезть на глаза самозваным правителям. Дядя долго и тактично объяснял причины, по которым им лучше не связываться с первыми людьми нового государства, и девушке оставалось лишь с сожалением вздохнуть:

– Вечером прошу всех к нам. Запомните, вам нужен господин Всесвятский. Он у них считается за главного.

– Мы помним, мадемуазель. – Состав правительства Сухтелен выяснил еще в усадьбе Дзелковского.

– Благодарим вас за помощь, Ольга Васильевна. – Раден галантно склонил голову. Барону очень хотелось поцеловать на прощание прелестную ручку, однако девушка ощущала себя амазонкой и подобных нежностей не признавала.

– Честь имеем! – Гусары дружно щелкнули шпорами, проводили взглядами удаляющийся автомобиль и с невозмутимым видом направились сквозь толпу.

Никакой субординации солдаты не признавали. Порой перед офицерами расступались, порой – демонстративно продолжали стоять на пути, словно напрашиваясь на скандал. Однако большего себе пока никто не позволял.

Не могли ничего себе позволить и гусары. Молча обходили стоявших, как будто те были не людьми, а статуями, на редкие же реплики о золотопогонниках старались не обращать внимания.

У самого входа в вольной позе расположились четверо солдат, которых можно было принять за часовых, если бы они хоть удосужились спросить приезжих о цели визита.

Не спросили. Вообще создавалось впечатление, что любое требование уставов собравшие игнорировали изначально, даже не понимая, что подобное игнорирование лишает их пребывание здесь малейшего смысла.

Войти в резиденцию правительства оказалось до смешного просто. К сожалению, того же нельзя было сказать о кабинете Всесвятского. Не потому, что туда не пускали. Напротив, народу в приемной было полно. Несколько дам разнообразного возраста и положения, много хорошо и плохо одетых мужчин, пара вездесущих солдат, – что называется, представители всех сословий. Не было лишь самого Всесвятского, и о его местонахождении не мог ответить даже сидевший тут же секретарь в полувоенном френче земгусара.

Вид у секретаря был чуть усталый и бесконечно высокомерный, на офицеров он посмотрел откровенно брезгливо, как на париев общества, и обычно спокойный Сухтелен взорвался.

Нет, он не стал кричать, но в тоне подполковника было столько льда, что было ясно: сидящего перед ним штатского к роду людскому офицер не относит:

– Доложите господину Всесвятскому, что прибыли квартирьеры Особой бригады Русской армии по вопросу размещения войск в вашем городе.

Вряд ли на секретаря подействовал тон. Он считал себя чем-то наподобие привратника у врат рая и на чужие мнения и чувства смотрел свысока. Зато само известие…

Внезапный взрыв бомбы прямо в кабинете наверняка испугал бы лощеного секретаря меньше, чем безобидное сообщение о приходе регулярной воинской части. Пусть форма квартирьеров не блистала свежестью и не во всем соответствовала строгим правилам, однако золото погон и ордена напоминали о прошлом. О тех временах, когда страна была страной, власть – властью и на ее страже бессменными часовыми стояли точно такие же люди в военной форме.

Лицо секретаря дернулось. Высокомерное выражение сменилось мгновенным испугом, последний – угодливым подобострастием.

– Извините, господа… – Секретарь торопливо вскочил. – Первого гражданина правительства в данный момент нет на месте. Я приложу все усилия, чтобы разыскать его как можно быстрее. Вы пока располагайтесь, чувствуйте себя как дома…

Земгусара словно унесло налетевшим ветром. Миг – и его не стало в кабинете, лишь издалека донесся его голос, но к кому он обращался и что говорил, офицеры понять не успели.

– Располагайтесь, барон. – Сухтелен указал на пару свободных стульев.

Офицеры сняли с плеч винтовки и присели среди всеобщего молчания присутствующих.

– Прошу прощения, господа! – Какой-то пожилой мужчина в хорошем костюме привстал со своего места и приблизился к гусарам. – Это правда?

Сухтелен холодно посмотрел на человека, сомневающегося в слове русского офицера. С его уст было готово сорваться язвительное замечание, и только робкое выражение на лице мужчины, словно тому очень хотелось удостовериться в прозвучавшем, остановило подполковника.

– Да, – коротко ответил Сухтелен.

– Слава Богу! – Мужчина размашисто перекрестился. – Еще раз прошу простить меня за некоторую назойливость, однако прошу не побрезговать и пожаловать ко мне в гости. Мои домашние будут чрезвычайно рады приветствовать в вашем лице нашу доблестную армию, которая всегда готова прийти на помощь добропорядочным гражданам.

Он хотел представиться, однако этому помешали остальные.

Людей словно прорвало. Спрашивали об отряде, его целях, о том, что, может, все возвращается на круги своя, тоже звали в гости, говорили о родственниках, служивших в армии, и все это одновременно, мешая друг другу.

Конечно, не все. Кое-кто, напротив, молчал, и в этом молчании чувствовался затаенный страх людей, что-то приобретших на волне всеобщего хаоса, а то и успевших что-то натворить среди такого же всеобщего беззакония.

Офицеры отвечали, как могли. Ни один из них ничего не сказал о численности отряда, но все коротко описывали царившее повсюду зверство, рассказывали об уничтожении городов и деревень, говорили о необходимости как можно скорее навести на земле твердый порядок.

Люди ужасались услышанному, соглашались, что так дальше быть не может, а кто-то пытался жаловаться в ответ, сообщая о тревожной обстановке последнего дня, об убийствах, которые совершались по ночам, об отсутствии уверенности в прочности власти.

Другие возражали, говорили, что это неизбежные издержки, а частью – и пустые слухи, на деле же все не так плохо, и, несомненно, будет лучше. Главное, что пала вековая тирания, и уж теперь они сумеют наладить свободную жизнь, просто для этого нужно время.

– Какое время? – едва не вспылил Раден. – На вас прет банда, после которой остаются только трупы! Пока вы разглагольствуете о свободе, другие благодаря этой же свободе действуют!

– Правительство не допустит… – довольно неуверенно отозвался кто-то. – У нас есть солдаты, они сумеют постоять за революцию.

Этого Раден выдержать не мог. Он демонстративно плюнул на пол и отвернулся от говорившего.

И было в этих простых действиях столько презрения, что в приемной вновь на некоторое время воцарилась тишина.

– Скажите… – прервала ее одна из женщин, но в этот момент дверь в коридор отворилась и в приемную в сопровождении давешнего секретаря вошел полноватый мужчина.