Евгений Таганов - Рыбья кровь

Ключевой хазарский город открылся версты за две. Сначала видны стали верхушки каменных башен, потом появилась сплошная кучерявость садов, а среди них покатые крыши калачского посада. Ограды местных дворищ лишь условно можно было назвать оградами: столбы с привязанными тремя рядами жердей.

Приблизившись вплотную к посаду, войско остановилось. Дозорные, углубившись в сады, доложили, что все дома жителями покинуты. Борть, хорошо себя проявивший в сражении с диремами и ставший теперь главным хорунжим, предложил разбить стан прямо в посадских домах или, на худой конец, просто поджечь его. Но Дарник в Турусе уже столкнулся с нехваткой строительного леса, поэтому принял третье решение:

– Разбирать все дома по бревну и по досточке.

Имеющиеся среди липовцев бывшие плотники с готовностью принялись за привычное дело.

Пока ополченцы разбивали стан на полухолмике возле посада, князь вместе с хорунжими и сотскими направился осмотреть крепость. Она представляла собой почти правильный квадрат, который с востока омывался Танаисом, а с юга – речкой Калачкой, ведущей к главному речному волоку на Итиль. Высота стены из известняка не превышала трех саженей, башни тоже были не слишком высокие, на их плоских крышах виднелись сооружения из деревянных балок, в которых Дарник не сразу признал катапульты, знакомые ему по рисункам в свитках. На стенах между башнями кое-где стояли треноги с длинным коромыслом, снабженным дощатым коробом. Буртым, находящийся теперь все время при князе, охотно пояснил, что этим коромыслом со стены опускают и поднимают тех, кто идет на вылазку. Перед стеной имелись две полосы препятствий: толстые дубовые столбы с натянутой цепью и маленький ров с валом, ощетинившимся наклонившимся вперед частоколом.

Недостаточная численность войска диктовала Дарнику особенные методы осады: короткие злые укусы, которые не давали бы покоя осажденным. Все пешцы были окончательно прикреплены к легким конникам, чтобы по сигналу не метаться беспорядочно по стану, а тут же вскакивать за спину своего жураньца, а потом столь же расторопно спрыгивать с лошадей и выстраиваться в неприступные ежи-полусотни с двумя-тремя колесницами посередине. Пока одни такие передвижные отряды выскакивали к крепостной стене, рубили столбы с цепью и отступали, прежде чем калачцы успевали зарядить катапульты, другие появлялись на берегах Танаиса и Калачки, чтобы обстреливать торговые ладьи, а третьи продолжали разборку посадских домов. Сначала разобранные бревна и доски шли на укрепление собственного стана и сколачивание переносных коробов, подобных тем, которые дарникцы применяли в Перегуде против норков, потом бревна стали помечать и отправлять в Турус, где из них снова собирали дома, но уже для своего гарнизона.

Успокоенные столь пассивной осадой, калачцы осмелели и решили попытать счастья в открытом сражении. На пятый день осады зазвучали их трубы, и из главных крепостных ворот стало выходить и строиться хазарское войско: тысяча пешцев с овальными щитами и короткими копьями и пятьсот конников на укрытых кожаными доспехами лошадях. Дарник в трех стрелищах от стены, куда не доставали крепостные катапульты, выстроил четыре передвижные сотни, но как только хазарское войско пошло на них, все пешцы, выпустив по две стрелы, вскочили в седла за спины жураньцам и быстро отступили.

Возле дарникского стана хазар ждала стена из двадцати колесниц. На нее двинулась хазарская пехота, еще не зная, что никакие сомкнутые щиты против железных яблок и орехов защитить не могут. Две или три передние шеренги были сметены залпами камнеметов прежде, чем хазарские командиры поняли, что происходит. Их пехота остановилась и попятилась. В стане же тем временем были приведены в действие большие пращницы, щедро меча россыпи камней с детскую голову в задние вражеские ряды. На колесницы с устрашающим воем поскакали калачские конники. Меченцы дружно отъехали вверх по взгорку на два десятка саженей и оказались в одном ряду с восемью деревянными коробами, в каждом из которых находилось по десять лучников и одному камнемету. Калачцы приняли этот маневр за бегство и, не обращая внимания на потери, полезли прямо на вдвое усилившуюся стену. Им в помощь поспешила и пехота. Передвижные дарникские сотни вернулись и в пешем строю, выставив длинные пики, двинулись с двух флангов на противника. На узком пространстве среди калачцев возникла столь чудовищная теснота, что даже убитые и раненые не могли упасть на землю. Катафракты и арсы издали навесом посылали стрелы в гущу хазар и дожидались момента для завершающего удара.

Дарник, стоя на пустой колеснице у ворот стана, видел, как из общей массы калачцев вырвался и побежал сначала один человек, потом трое, за ними еще пятеро, и вот уже, падая и топча друг друга, все калачское войско устремилось обратно в крепость. Катафрактам и арсам оставалось лишь преследовать и рубить их, пока не уставала рука с мечом или клевцом. Князю уже не приходилось даже приказывать: один знак сотским жураньцев – и легкие конники, похватав своих пеших спутников, поскакали следом за всеми, надеясь, как в Казгаре, на плечах бегущих ворваться в Калач. Сделать этого, однако, не удалось. Калачцы, приняв часть беглецов, тут же подняли подъемный мост, оставив треть войска на произвол судьбы. Рыбья Кровь с живым интересом наблюдал, как заработали стенные коромысла, быстро опускаясь и поднимаясь, захватывая в свои короба по десять – пятнадцать воинов, но всех спасти, разумеется, были не в силах. Едва с крепостных стен в дарникцев полетели стрелы и камни из катапульт, Дарник велел трубить отход.

Разгром калачцев и без того был полный. Семьсот убитых и полторы сотни пленных против полусотни собственных потерь. Здоровых рук не хватало, чтобы собирать раненых и оружие. Дабы избежать слишком большого погребального костра, князь приказал убитых хазар привязать к бревнам и пустить вниз по течению Танаиса – пусть содрогаются не только калачцы, но и другие речники. Позже дозорные доложили, что от Калача отплыли все судна собирать по реке тела своих воинов.

Утром выяснилось, что два ополченца за ночь сошли с ума – не выдержали всех прелестей истребительной войны. Да и сам князь не чувствовал особого удовлетворения, хотя по результату это была пока что самая большая из его побед. Корней же, всю битву просидевший на макушке столетнего дуба, был в полном восторге.

– Как эти смерды колошматили друг друга, любо-дорого посмотреть! – заходился он счастливым смехом.

– Какие смерды? – не сразу понял Дарник.

– И те и другие. Как хорошо ты делаешь, что заставляешь этих зверюг убивать друг друга! Чтобы они даже свое гнилое потомство дать не могли.