Евгений Таганов - Рыбья кровь

Много было рассказов о ратных делах. Да, подтвердил Вочила, у русов и хазар есть камнеметные машины и осадные башни, а у ромеев даже жидкий огонь, который не залить никакой водой, видел он и всадников, прикрытых доспехами вместе со своими лошадьми, и китайский арбалет, в который вставляется десять стрел-болтов, – из него можно десять раз выстрелить с той же скоростью, что и из лука. Однако не это самое главное. А что же тогда, жадно спрашивал Дарник. А то, как тысяча воинов могут превратиться в одно существо и шагать единым строем в любую сторону, и справиться с их единством не могут десять тысяч не менее сильных, но разобщенных воинов. Такое соотношение казалось слишком невероятным, чтобы в него поверить: как может быть, что десять воинов не могут справиться с одним, пусть и спрятанным в каком-то там строю?

Еще Дарнику очень хотелось знать, какое оружие самое сильное: меч, копье, топор или что-то еще? Вочила отвечал, что все зависит от умения и случая. Бывает, и обыкновенным ножом можно победить мечника со щитом, закованного в самую лучшую броню. Такой ответ тоже не удовлетворял Маланкиного сына.

Привезенный с собой дальнобойный степной лук Вочила дал ему только рассмотреть, не разрешив стрелять. Зато позволил поупражняться с пращей-ложкой, обыкновенной аршинной дубинкой с чашкой для камня на конце. Что такое обычная праща, Дарник знал, хотя в лесной глуши это оружие использовалось редко – просто бывало трудно найти место, чтобы как следует размахнуться, да и таскать с собой дюжину камней мало кому хотелось. В пращу же ложку Дарник влюбился с первого взгляда. Одно неуловимо резкое движение – и камень летит в три раза дальше, чем брошенный голой рукой. Вырезав себе ее точную копию, он целыми днями с увлечением упражнялся с ней, пока не научился попадать в ствол молодого дерева с шестидесяти – семидесяти шагов.

Другим новым сильным оружием для Дарника явилось лепестковое копье. Среди привезенного Вочилой железа был короткий обоюдоострый меч с длинной рукояткой-стержнем, его вместо привычного колющего наконечника прикрепляли к двухаршинному древку, и можно было наносить сильные рубящие и колющие удары с расстояния в целую сажень.

– Но разве в ближнем бою можно с таким копьем выходить против щита и меча? – сомневался Дарник.

– А вот так. – И Вочила показал, как можно парировать древком копья удары меча. – Если прикрепить к древку ребра жесткости, то даже топор не перерубит.

Ребра жесткости из толстой каленой проволоки были его любимым коньком. Ими, как он утверждал, всегда следовало снабжать и шлемы, и доспехи, и щиты, ну и конечно, древки топоров и копий для рукопашного боя.

Как-то, желая подшутить над дядей, Дарник поспорил, что не против всякого оружия эти ребра могут помочь. Рассерженный кузнец приказал принести то оружие, которое может разрубить его ребра. Дарник принес с собой клевец, оружие Смуги Везучего, которое Маланка после смерти отца тихонько унесла к себе. Как удивленно округлились глаза Вочилы, когда он, выставив на пень остроконечный шлем с восемью жесткими ребрами, увидел, какое оружие достал Дарник из принесенного с собой свертка. Но отступать было поздно, оставалось надеяться на недостаток сил племянника. Тут Вочила тоже сильно ошибся. Несмотря на юный возраст, Дарник обладал силой крепкого юноши-отрока и умел всю ее вкладывать в одно резкое движение. Его удар получился столь сокрушительным, что четырехвершковый шип клевца не только пробил железо шлема, но даже сама его рукоять от удара разлетелась на куски. Последнее послужило для Вочилы хоть каким-то утешением.

– Вот видишь, если бы у древка были свои ребра жесткости, ничего бы и не сломалось.

После несчастного случая со Сбыхом Дарник решил про себя, что лошадь – это проклятое животное, и лучше обходить его стороной. Но две остроносые кобылки Вочилы быстро покорили его сердце. В отличие от мелких коренастых бежецких лошадок они казались верными и понятливыми помощницами своему хозяину, и так оно на самом деле и было. Впервые увидел Дарник и настоящее, обтянутое кожей деревянное седло со стременами. Как-то, сжалившись над умоляющим взглядом мальчишки, кузнец сам предложил ему проехаться в своем седле. Столь захватывающего ощущения собственного могущества Дарник еще не испытывал. Приподнявшись в стременах, он метнул в дерево одну за другой обе свои охотничьи сулицы, и броски получились такими же точными и сильными, как если бы он стоял на земле. Разобравшись в конструкции деревянного седла, Дарник сумел изготовить себе точно такое же, и в дальнейшем они с Вочилой не раз верхом отправлялись за пределы Засеки, на узкую и длинную поляну, по которой можно было скакать в полный мах и где дядя показывал племяннику, как надо сражаться верхом, и вот тогда предубеждение Дарника перед лошадьми было основательно развеяно.

Маланка смотрела на его дружбу с хромым кузнецом весьма косо, опасаясь, что тот будет вредно воздействовать на сына. Чтобы успокоить мать и перевести ее мысли в другое русло, Дарник заявил, что ладно, так и быть, он станет великим воеводой, но вовсе не по той причине, по которой она думает. Секрет его решения был прост: в очередной раз перебирая свои будущие взрослые занятия, он пришел к неожиданному выводу, что самые совершенные движения на свете могут быть только у сражающегося мужчины, хотя бы потому, что этими движениями он всякий раз борется за свою жизнь. Ведь самым красивым, что до сих пор ему приходилось видеть, была схватка Маланки с медведем, значит, любое убийство с риском для самого себя и будет самое совершенное, что есть на свете. А искусное убийство на поле боя тысяч врагов тем более всех восхитит и покорит.

Очередную зиму Дарник провел в более тщательном пересмотре и изучении свитков из заветного сундука матери, ведь во многих из них подробно рассказывалось о военных походах. Наталкиваясь на свитки на чужом языке, Дарник обратил внимание, что в некоторых за каждым незнакомым словом следует слово на словенском языке. Долго размышлял, что бы это могло значить, пока не сообразил, что перед ним словарь – ключ к пониманию незнакомого языка. И вот, совершенно не зная, как именно звучат чужие слова, он тем не менее вершок за вершком стал вникать в содержание ранее непонятных свитков, многие из них словно специально оказались руководством по военному искусству и давали прямые указания, какие приемы следует предпринимать в большом сражении: когда вести дальний обстрел, когда изнурять противника ожиданием, а когда с мечами в руках мчаться в ближнюю атаку.

Надо сказать, что изгнание из Бежети коснулось Дарника лишь на одно лето. Сразу после зимы товарищи из ватаги позвали его к себе обратно. Они готовились к своему выходу на Сизый Луг, и неучастие в отроческих поединках лучшего бойца ставило все их победы и достижения под сомнение. Как обычно в подростковом возрасте, кто-то за прошедший год сильно вытянулся, другой необыкновенно окреп, третий поднаторел в самих поединках. В общем, всем было интересно, чем закончатся новые бои с Рыбьей Кровью. Дарник с удовольствием принял приглашение, ему тоже важно было испытать пару своих новинок: удары босыми ногами и ложный замах, когда один кулак грозно замахивается, а второй снизу наносит быстрый скрытный удар.