Борис Орлов - Начало великих свершений

– Милочка, а ты умеешь?

– Да, немного, – видно, что ей очень хочется.

Ну, что ж, я человек не жадный. Хочется бедолаге – пусть поиграет.

Жестом я разрешаю ей сесть за рояль. Уже по тому, как она садится, как кладет руки на клавиши видно, что играть она умеет. По крайней мере, не хуже меня…

Да нет, я ошибался. Она играет лучше, намного лучше. Мелодия вальса Штрауса то набегает волной, то рассыпается звонкими брызгами, то победно гремит, словно медью фанфар. Закончив один вальс, она тут же начинает другой, третий и так дальше и дальше без передышки. Потом наступает черед танго.

– Ну, разве я не умница? – спрашивает меня Люба, жарко дыша мне в ухо. – Видишь, какое сокровище я приобрела? А она еще и вышивать умеет, и шить…

В самом деле, девчонка – молодец! Играет прекрасно. И на вид – очень ничего. Надо будет напомнить Любе, чтобы проследила за Севкой: парень повзрослел, и мне не хотелось бы, чтобы он подглядывал за прислугой, или того хуже – влюбился в нее…

Наконец, Маша прекращает игру и уходит на кухню. Я следую за ней.

– Маша, спасибо, – говорю я совершенно серьезно, когда девушка останавливается. – Где ты научилась так играть, если не секрет?

Она смотрит на меня, а потом тихо произносит:

– Дома, в Букурешти, я училась в консерватории… господин полковник.

– В консерватории?

– Мой отец был генералом румынской армии, господин полковник. Ионел Мунтяну. А я – его дочь, Мариула.

Она смотрит на меня с какой-то нечеловеческой покорностью. Наверное, если бы я приказал ей сейчас раздеться и плясать голой, она выполнила бы это, не рассуждая, как автомат. А если бы я потребовал чего-нибудь другого, то и это получил бы немедленно…

Жаль, но стоит подумать о том, чтобы убрать эту девицу из нашего дома. Эта "Маша", конечно, девушка из порядочной семьи, но Всеволод-младший уже не в том возрасте, чтобы в доме была ТАКАЯ прислуга. Люба, может быть, и огорчиться, но я, пожалуй, позвоню завтра о. Спиридону, пусть поможет, чтобы ее поскорее забрали обратно в монастырь…

Я стою на башне своего тринадцатого в позе картинного пирата, расставив ноги, покуривая папироску. Ветер слабый, волны низкие, но наша баржа идет вперед быстро, и в лицо мне летят соленые брызги. Я сжимаю в зубах мундштук папиросы и изо всех сил вглядываюсь в бинокль. Чуть-чуть виднеется далекий берег.

– Что, адмирал, на горизонте вражеский флот?

Это веселится капитан нашей десантной баржи, лейтенант флота Кузьмин-Караваев. Он перегнулся через ограждение мостика и, улыбаясь, машет мне рукой.

– Прикажете готовить пушки правого борта?

Вот ведь хулиган!

Мы – передовой отряд могучей армии вторжения. Сейчас над нашими головами пройдут транспортные самолеты и выбросят десантников Родимцева, прямо на Лондон. Мы с бригадой Одинцова будем высаживаться в устье Темзы, у Грейс-Гаррок или еще западнее.

Мы уже второй день болтаемся на судах. Основные силы выйдут из Кале, Булони, Дьеппа и Гавра. Наш же корпус "схитрил". Имея собственную транспортную флотилию, под надежной защитой торпедных катеров и малых мониторов, вчера мы вышли из Амстердама. Считается, что мы пойдем вместе со всеми, на Дувр или Брайтон, но это не так. Только очень немногие знают, что наша основная цель – Лондон и что если Родимцеву повезет, то мы высадимся прямо на набережную Сити. Все-таки светлые головы у Шапошникова и его первого заместителя Василевского! Такого нахальства не ждет никто, и, скорее всего, нашим союзникам останется только кусать себе локти, когда они обнаружат наши танки вокруг Букингемского дворца и Вестминстерского аббатства.

– Господин адмирал, есть сигнал! – продолжая дурачиться, сообщает Кузьмин-Караваев. – Ноль! Ноль!

Ну, держись, водоплавающий, ты сам напросился!

– Вас понял! Вольно, юнга!

Довольно гляжу на лейтенанта. Позади него давятся от смеха матросики: еще бы – капитан, царь и бог на корабле, и вдруг – юнга. Но Кузьмин-Караваев не обижается. Он принадлежит к той счастливой породе людей, которые органически не способны обижаться на кого-либо. Он смеется вместе со всеми и едва ли не громче всех.

Сигнал "ноль" означает "начали". Баржи и мониторы устремляются к берегу. Несколько малых тральщиков резко уходят вперед. Их задача расчистить нам дорогу. А над головами уже проходят полки штурмовой авиации. Это не Моспанов: он вступит в игру позже, когда нам понадобится его помощь. Штурмовики Ил-2 и пикировщики ИЮ-87м идут в плотном строю, чуть в стороне от них чертят небо истребители сопровождения. Ну, значит с Богом!…

Через два часа мы уже входим в устье Темзы. Справа от нас пылает Саутенд-он-Си, над которым, точно коршуны над падалью, кружат бомбардировщики. Там когда-то, очень давно, часов пять назад, еще были две береговые батареи. Сейчас там ничего нет и ничего не может быть. Там – ад, спустившийся на землю.

Мы идем дальше. Вот вроде оживает какое-то орудие, бьющее по нам из развалин форта. Но оно успевает сделать только два выстрела. С двух малых мониторов отзываются башенные орудия, а с небес молниями мчатся штурмовики и пикировщики. Небо перечеркивают дымные следы "эрэсов", "штукасы" бросают бомбы. "Орудие приведено к молчанию". Мы опасались серьезного противодействия, но авиация сделала все что могла. Даже если здесь и была мощная оборона, то теперь уже ничего не осталось. Прямо по курсу перед нами идут самолеты, которые бомбят русло реки. Это называется "разминирование по-летному". Столбы воды встают как фонтаны в Петергофе. Ах, дьявольщина, все-таки мины еще остались! Одна из барж бригады Одинцова начинает заваливаться на бок, с борта горохом сыплются бойцы. Туда устремляется катер-тральщик, подобрать уцелевших.

Над Темзой – страшный суд. В воздухе вдруг объявились истребители RAF. Откуда они свалились – неизвестно, но пара наших, дымя, идут к земле. А это еще что? Один из "Спитфайров", похоже, решил проштурмовать наши баржи! Ну, скотина, это тебе даром не пройдет! Со всех десантных барж, со всех кораблей поддержки открывают зенитный огонь. А мы что – рыжие?! Я бросаюсь к радисту:

– Связь! Связь! Немедленно! Я – Утес! Всем, всем: воздух! Отразить атаку противника!

Немедленно с башен вверх устремляются трассы крупнокалиберных пулеметов. Самолет окутывается дымом, и вдруг исчезает в облаке взрыва. Вот тебе, сученок. Долетался?!

Грохот зениток и пулеметов стихает. Теперь над нами – огромные транспортники Сикорского. У некоторых на буксире грандиозные планера. Родимцев идет в бой.

Я, разумеется, не вижу, что сейчас творится над Лондоном, но очень хорошо себе это представляю. Сейчас над городом, бывшим столицей империи "где никогда не заходит солнце", распускаются белые купола парашютов, под которыми опускается черная смерть в десантных комбезах. А скоро еще и мы подойдем…