Андрей Горюнов - На пути Орды

– Нет, повелитель. Завтра он убьет тебя.

– Как это может случиться, скажи? Шаим умеет только пресмыкаться. Он трусливее прошлого, ускользающего от любого, трусливей воды, убегающей сразу, как только выдастся случай! Шаим даже не носит оружия. Как может он убить? Да и кого?! Меня!

– Звезды не говорят, как это произойдет.

– Да, интересно… Загадка!

– Загадка часто таит разгадку в себе, повелитель. Ради разгадки порой стоит жить, – ответил Бушер, посмотрев в глаза темнику Чунгулаю.

Переговорщики съехались посреди поля – между Берестихой и опушкой: Бушер с Бакаром и Коля с Афанасичем. Афанасича Николай уговорил поехать с собой, увидев в составе татаро-монгольского посольства глубокого старца со странной внешностью не монгольского, а скорее арабского, персидского типа.

Встретившись, переговорщики поклонились друг другу и спешились.

– Мой повелитель, темник Чунгулай, – Бушер, неплохо говоривший по-русски, указал в сторону леса, – исполненный скорби и жалости к жителям этого села… – Бушер кивнул на стены Берестихи, – …предлагает вам сдать крепость без боя и крови. Великодушный и исполненный благости темник Чунгулай, мой повелитель, дарует всем его жителям радость быть беспрепятственно отпущенными им, – повелителем Чунгулаем, – в приятном для жителей села направлении вместе с их скарбом, с домашней утварью и нажитым добром…

Бушер замолчал, ожидая ответа.

Коля вопросительно взглянул на Афанасича.

Старик утвердительно кивнул ему в ответ и снова замер истуканом.

Афанасич был потрясен значимостью момента и своим участием в историческом событии. Он понял все, – от слова до слова – то, что сказал Бушер, но смысл сказанного разумом не осознал.

«Да, никакой от тебя теперь помощи, – подумал Аверьянов. – Все: морда кирпичом, сопли пузырями, – уважили, что называется. Впервые залетел так высоко: ну просто региональный депутат из села Пиявкино Завалящинского района, – счастлив, горд… Бедный дедушка!»

Коля решил, не мешкая, взять на себя инициативу переговорного процесса.

– Я, старший лейтенант-колдун Николай Аверьянов, временно исполняющий обязанности начальника штаба центрального комитета по обороне села Берестиха от монголо-татарской агрессии и уполномоченный гражданским населением данного села на переговоры, заявляю: платите деньги – все вам будет!

Бушер, явно не ожидавший простого ответа после столь длинного перечня титулов и должностей этого юного колдуна, сперва насторожился. Однако, подумав пару секунд, он решил ответить на откровенность откровенностью.

– Сколько?

– Сколько? – Коля почесал подбородок и неожиданно для себя ляпнул: – Шестьдесят четыре номинала по оценке БТИ… Ну, или сто двадцать восемь тысяч МРОТ! На ваше усмотрение!

– Я не владею столь изощренно русским языком… – виновато улыбнулся Бушер с легким кивком головы. – Может быть, солнцеподобный старший лейтенант-колдун, временно исполняющий…

– Ага! – прервал Николай, поняв, что БТИ – бюро технической инвентаризации, а также МРОТ – минимальный размер оплаты труда, – едва ли было известно обитателям тринадцатого века. – Да просто, – к черту БТИ, – вдвое, две рыночные цены! Одна цена – чтобы все можно было вновь построить. И вторая – в награду населению за то, что они будут гулять половину лета в приятном для них направлении, – в лесу, – с комарами и гнусом…

– Я думаю, это возможно… – согласился Бушер. – К вечеру требуемая сумма будет собрана.

– Хорошо, – кивнул Коля. – Вечером – деньги, утром – стулья, утром – деньги, вечером – стулья… Но сначала деньги!

Из произнесенного им Бушер понял лишь последнее предложение.

– Сначала деньги, да… Вечером.

– Тогда за ночь, к утру, мы освободим село, – кивнул Коля. – Твой темник сможет беспрепятственно с первыми лучами завтрашнего солнца войти в него. Теперь относительно того, что сумма будет «собрана». Ничего не «собирать», вот что, – вам ясно?! Я продам вам Берестиху, только если этот ваш чмо… то есть, Чунгулай, виноват, если он расплатится своими деньгами, а не «собранными»… Я четко высказался? Все понятно?

– Я понял, – кивнул Бушер.

– Нет, лучше я третий раз повторю, – это очень важное условие: он должен заплатить своими деньгами, – подчеркнул Аверьянов. – Мы отдаем свое село, а ваш… Чунгулай должен дать за него свои деньги. Только свои! Повтори, старик, что я сказал!

– Конечно, свои! – подтвердил Бушер. – Как можно заплатить чужими деньгами? Твой товар, его деньги! Купля-продажа, понятно. У повелителя много денег. Своих, разумеется. Да ведь никто из воинов и не ссудит его, – чтоб он купил это село на их деньги! Это просто смешно, верно, Бакар?

– Ты прав, старик, – согласился Бакар. – Батыри скажут, что у них ничего нет. Повелитель заплатит своими деньгами, конечно. Деньги есть у него. Я, Бакар, видел деньги повелителя своими глазами, – как вижу тебя. Их много, хватит и на десять таких крепостей.

– Ну хорошо, – вздохнул с облегчением Коля. – И говорить больше не о чем. – Он положил руку на спину своего коня, готовясь взлететь в седло…

– Один вопрос… – остановил его Бушер. – Я хотел спросить… Узнать… Я учил русский язык, мне интересно. Что означает слово «валенки»?

– О, боже мой! – улыбнулся Коля. – И ты туда же! Валенки – это обувь. Из войлока, как сапоги…

– Понятно, – Бушер благодарно склонил голову. – А почему вы, русские, говорите и пишете по-разному?

– Как так? – удивился Николай. – Как говорим, так и пишем!

– Нет! – возразил Бушер. – При штурме города с названием «Владимир» мне удалось спасти русские летописи… Только семь свитков, к сожалению… Вот, я их взял с собой… – Бушер достал из-за пазухи халата телячьи свитки и, развернув один, прочитал в качестве образца: – «Людие же изнемогаша во граде, а из Новагорода не бысть им помощи, зане бо тогда кийждо о себе печашеся, на всех страх и трепет бысть, в недоумении все быша…» Вот! Вы же так не говорите?!

– Это я могу объяснить, – очнулся вдруг Афанасич. – Летописи у нас пишут отроки десяти-пятнадцати лет от роду, – под диктовку старика-летописца. Каждый отрок пишет то же, что и другие, чтобы много летописей было и чтоб хоть одна из них до потомков дошла, – понимаешь, дедушка? – Афанасич явно считал себя мужчиной во цвете лет по сравнению с Бушером.

– Но почему же они пишут не так, как произносят?

– Они пишут именно так! Звук в звук. Слово в слово! Так диктует летописец. Глубокий старик, уважаемый старец, весен сто обычно от роду… Головой, бывает, слаб уж, да и зубов нет, садится поближе к печке… То спит, то шепелявит: «галици помолъкоша, сорокы не троскоташа, полозие ползоша…» А отроки как слышат, так и пишут. Попробуй, исправь летописца, – мигом с плетьми ознакомишься! …Иной летописец сам потом никак не поймет, что говорил… Нестор, помню, – в нашем Городе инок был, – тот и не читал: свои же слова читать боялся, – отдиктует и сразу рукой мальцам: проваливайте враз с моей кельи!