Андрей Горюнов - Варяжский десант

– Ну, вроде того.

– Так лучше тебе и везти.

– Нет, как раз не надо. Я лучше здесь вас встречу.

– Как хранитель тишины и покоя?

– Ну да. Вот именно. А потом, мне еще кое-куда слетать надо, проверить кое-что. Можно, конечно, это организовать в ноль секунд с помощью хронотопа, но я чего-то не хочу – с одной стороны, палить свое биологическое время, а с другой – лучше мне исчезнуть на несколько дней, для надежности.

– А чего такое? Тебя зачем в часть вызвали-то, кстати?

– Туманная история. Хроноразведка меня зацепила.

– И чего они от тебя хотят?

– Чтобы я высадку викингов обеспечил… На территорию США. В девятом, десятом или в одиннадцатом веке.

– Зачем?

– Говорят, историю Америки кому-то понадобилось резко изменить.

– Кому?

– Откуда я знаю кому? Хроноразведке.

– Какая же тут «разведка»? Это, скорее, диверсия.

– Я тоже так думаю.

– В международном масштабе.

– Ну да.

– И что будет, если ты возьмешься?

– Будет с кем? Со мной? Со мной – все, что хочешь. Если это всерьез, то меня потом, как исполнителя, первым же и уберут.

– Кто – наши?

– «Наши», «ваши»… Какая разница? Если всерьез мировую историю под корнем пошатать, порыть, а потом сюда вернуться – кто будет здесь «наш»? А кто «ваш»? Вот ты бывал в будущем, тридцать пятом веке, там как к такому относятся, к влезанию в историю?

– Хуже, чем у нас – к милиции. Да и вообще все это запрещено наглухо.

– А почему?

– Ну, потому что… – Алексей задумался, затем усмехнулся: – Вот ты слетаешь к викингам, нарубишь там дров, тогда узнаешь. Я рассказать не могу. Знаю, но не могу: заблокировано.

– Это я понимаю, но ты хотя бы намекни. Я пойму.

– Да тут и понимать нечего. Знаешь, как у Тютчева: «Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется». Обычные, самые невзрачные поступки иногда вызывают совершенно неожиданные, непредсказуемые последствия.

– Тогда непонятно. Я, лично я, Батыю Новгород взять помешал, а ничего страшного не случилось. Все как было, так и осталось. Никаких перемен! Почему?

– Потому что ты не вмешивался в историю.

– Как это так – «не вмешивался»? – обалдел Аверьянов-старший. – Да я собственными, вот этими, руками…

– Да, верно. Только дело-то в том, что так именно и должно было быть. Обыкновенная временна2я петля. Не только прошлое оказывает влияние на будущее. Но и будущее влияет на прошлое. Мир един, и время тоже. Все существует всегда и везде, как бы одновременно и в одной-единственной точке. Скажу попроще: не только прошлое определяет будущее, но и будущее тоже сильно влияет на свое же прошлое. В тринадцатом веке Русь не могла ничего противопоставить Батыю, но, выплеснув волю к победе вперед, в свое будущее, она получила из него спасение – тебя. Прошлое взмолилось, будущее снизошло. Временна2я петля. Это, конечно, кажется чудом. Но чудо не волшебство, ведь каждому воздастся по вере его – основной закон духовного строения мира. Ведь это известно всем и очень давно. Одним словом, будущее отбрасывает в прошлое свои тени. Про это Кемпбелл уж сколько лет назад стишок написал:

– На тебя явно суп плохо подействовал. Не верится, что тебе четырнадцать.

– А мне уже почти шестнадцать, папа.

– Да, так порой кажется. А иногда кажется, что тебе все тридцать уже.

– На самом деле мне двадцать три. Я же в будущем десять лет провел, пока сюда вырваться смог. Доказал им необходимость. Они меня омолодили, конечно, как могли, чтоб я от поколения своего не оторвался… Им удалось, но не вполне…

– Слушай, а ведь ты пьяный, Алешка…

– Суп… Это суп… Первобытный бульон… – прошептал Алексей, теряя сознание.

«Что делать?» В голове у Николая мельтешили какие-то дикие мысли. Он подхватил отключившегося сына и поволок к хронотопу. Мельком кинув взгляд на праокеанский простор, он обомлел от увиденного…

Вся поверхность воды – от берега до горизонта – кишела русалками. Воды, можно сказать, видно не было: сплошное месиво русалочьих тел.

Бабы, самые разные бабы и девушки, девочки, на любой вкус и размер, составляли волнующуюся поверхность, вздымаясь волнами, накатывая сотнями и тысячами тел на девственный кварцевый песок – желтый, с могучими языками песка то темно-красного, то белоснежного, кораллового…

Море, безбрежный океан женских тел и рыбьих хвостов, вызывало сильнейшее головокружение и бурный приступ неудержимой похоти: броситься в эти волны и отключиться, закружиться в них, – бабы, бабы, бабы.

Настоящие голые бабы!!!

Краем сознания он вдруг схватил ситуацию, как бы сумев взглянуть на нее со стороны: сделав широкий полукруг, он уже тащил Алешку к воде, к этим желанным волнам, тащил волоком, спиной, – к приветливо шипящему океану женских обтекаемых форм, загибов, впадин и изгибов, девичьих завихрений, девчачьих нежностей.

Он волок сына к кромке, к шелесту, прохладе и ласке волн, двигаясь спиной вперед, не глядя в надвигающееся на них счастье, то резко оглядываясь через плечо, то быстро сгибаясь, кидая взгляд назад между своих ног. Взгляд между ног радовал больше, чем вид через плечо: между ног все смотрелось вверх тормашками, и в этом случае безбрежная волнующаяся бездна баб казалась небом… Небосвод баб! Радуга девок! Во как – тучкуются и кучкуются!

Поняв, что сходит с ума, Николай, сделав неимоверное усилие над собой, выпустил из рук куртку сына и выхватил из кармана штрих-кодер. В мертвом экранчике дисплея отразилось его собственное сумасшедшее лицо, причем, что странно, отразилось, как в зеркале, в цвете, испугав красными, кровавыми зрачками глаз – как получалось порой лет десять назад на снимках с фотовспышкой.

Help! Надо найти клавишу «Help»! Но «хэлпа» не было, была кнопка «ЧП», а рядом с ней тумблер «нешт. ситуац.».

Нажав кнопку и щелкнув тумблером, Николай чисто физически ощутил, как по мозгам его ударила тяжелая, но точно сконцентрированная в самой болевой точке, остронаправленная мысль: «Русалка на шпагат не сядет!!!»

Немедленно отпустило, на все тело мягким теплым душем пролилась глубокая апатия, стало абсолютно наплевать – на все и на всех.

Проваливаясь то ли в забытье, то ли в сон, Николай равнодушно ткнулся лицом в горячий влажный песок и позволил себе улететь в успокаивающую дружественную безмятежность безвременья…

– Ну что, сдохли, барбосы? – услышал Николай сквозь пелену возвращающегося сознания.

Жара спала, наступил прохладный вечер – не более плюс тридцати. Значит, он провалялся в полной отключке не меньше пяти часов.

Где сын? Алешка где? Голос сверху сказал: «барбосы»… Значит, их пока не разлучили. «Барбосы» – это множественное число: барбос-отец и барбос-сын…