Андрей Горюнов - Варяжский десант

– Пифагор. Ее сын, – пояснил Коптин Аверьянову.

– Да, – подтвердила Валечка. – Всю жизнь любил чертить на песке… Другие замки строят на песке, а он – чертил… С тем, как Архимед, мир и покинул… Ну все, Сережа, улетайте. Удачи вам, ребята!

Астахов стоял на краю «Лебединого озера», одетый в гидрокостюм, с приваренными на локтях и коленях дополнительными заплатами. Трубки, идущие к аквалангу, были надежно отремонтированы и усилены специальными накладками, усеянными ребрами жесткости.

Два пуда груза были умело рассредоточены по всей поверхности гидрокостюма, оставляя руки свободными. В руках Астахов держал саперную лопатку, чтобы иметь возможность, выйдя на точку, закопаться.

В этой экипировке вполне можно было бы лезть даже в большую политику.

Филин, полковой мастер, потрудился на славу.

Выйдя на исходный рубеж, Астахов замер, словно окаменел. Единственное, что ему оставалось, – это надеть маску, вставить загубник в рот, окончательно задраиться, включить подачу воздушной смеси… И все. И – вперед!

За его спиной выл авиационный двигатель, гоня запах прочь, в лес.

– Ну что, давай, – подбодрили Астахова.

– Когда ты пойдешь, мы сразу скинем обороты двигуна.

Астахов стоял.

– Ну, долго ты еще будешь с духом собираться?

– Что ты так найдешь, если ты ничего не ищешь?

Астахов стоял как потерянный.

– Смотри, друг, сейчас ты стоишь, а ведь осень придет, холода настанут…

– Да он, наверное, думает, что мы ему тепловентилятором всю зиму тут полынью держать будем.

– Как в сказке, в этой… Ну, «Серая Шейка», знаете?

– Так толку-то что? Серая Шейка поверху плавала. А ему закопаться надо.

– До дна мы тебе яму зимой не прогреем…

– Донизу прогреем, так вверху закипит, понимаешь? Не подойдешь, не залезешь.

– Так что лучше сейчас время не теряй.

Астахов стоял как памятник.

– Ну, долго еще ты стоять-то будешь?

Внезапно Астахов резко мотнул головой и крикнул, перекрывая рев авиационного двигателя:

– Не полезу я в говно!

– Как – не полезешь? – удивились присутствующие. – А кто же полезет тогда?

– Кто хочет – тот пусть и лезет! – рявкнул Астахов. – А я не полезу.

– Кто ж, если не ты?! Заболел, что ли?

– Ну, можно и на завтра отложить… Возьмешь больничный, доктор подтвердит, что не можешь по состоянию здоровья в говно нырять, не трудоспособен… Ну, понятное дело. Лечись, не ныряй. Мы же не звери.

– Не буду. Никогда не буду. – Он набычился и рявкнул на всю поляну: – Не буду больше в говно лазить!!!

– «Не буду больше»… Разве ты лазил уже?

– Еще не лазил, а уже раскричался!

– Ты же еще ни разу и не пробовал!

– Ты попробуй, точно.

– Это сначала всегда так: сначала тяжело, а потом привыкнешь.

– Еще других учить станешь!

– Нет! Не будет этого, не будет!

Откинув лопатку, Астахов повернулся к «Лебединому озеру» спиной и пошел прочь, шлепая ластами, срывая с себя тяжелую амуницию.

– Не полезу я в говно! Не полезу! Хоть убейте! Не полезу я в говно!

– Ты куда пошел-то?

Астахов шел куда глаза глядят: пересек дорожку, пошел по газону возле санчасти… В середине лужайки он наступил сам себе на ласту и упал на клумбу, погрузившись лицом в настурции и анютины глазки.

Испуганные бабочки запорхали над ним, но он их не видел, утонув в мире зелени – стеблей и листков, уткнувшись носом в веселый пестрый цветочный ковер, вдыхая запах разнотравья…

– Не полезу я в говно! Не полезу!

Стоявшие поодаль, возле дальнего угла санчасти, заслоненные щитом с надписью: «„Валдайский колокольчик“ – Финал чемпионата Новгородской области по хэдболу», Аверьянов и Коптин с интересом наблюдали финал.

– Да это просто бунт какой-то! – с уважением заметил Коптин. – Мятеж! Социальный протест, так сказать…

– Я разделяю его взгляд на жизнь, – согласился Коля. – И в говно бы я тоже не полез. Даже ради спасения земной цивилизации.

– А для спасения цивилизации как раз-то и надо не лазить в говно, – совершенно серьезно согласился Коптин и достал из кармана свой штрих-кодер…

– Лишнее это все, конечно, эффект, показуха… – Подойдя к лежащему, уткнувшемуся лицом в землю Астахову, Коптин тихо положил перед ним свой штрих-кодер, а затем вернулся к Аверьянову: – Завтра никто и не вспомнит об этой истории, но как не сделать человеку приятное!

Услышав, а может, почувствовав что-то, Астахов вдруг поднял голову и сразу увидал штрих-кодер, лежащий перед ним среди цветов.

Оглянувшись по сторонам, но не заметив ничего подозрительного, Астахов взял прибор в руки.

Опершись на локти, привстал, сел на клумбе среди цветов.

Появление прибора он воспринял спокойно, как должное.

Пальцы его быстро побежали по кнопкам, проверяя работоспособность. На мгновение над его головой возник и тут же исчез небольшой абрикосовый поросенок. Прибор был исправен.

Астахов убрал его в карман и встал во весь рост.

Встал, стянул с себя остатки гидрокостюма, расправил плечи, вздохнув полной грудью.

– Заметьте, Николай, – кивнул Коптин. – Видимо, в человеке на подсознательном уровне это заложено, да?

– Заложено что?

– То, что в мире подлунном нет ничего, совсем ничего, абсолютно ничего такого, ради чего стоит лезть в говно.

– И вместе с тем, – усмехнулся в ответ Аверьянов, – любая ценность, ради которой ты было собрался уже нырять с головой, приходит сама, как только ты скажешь: «Ну нет, я туда за тобой не полезу!»

– «Не полезу я в говно!» – кивнул, подтверждая мысль, Коптин. – Как хорошо, лаконично, конкретно сказано! И легко обобщается, так?

– А почему ж вы сказали, что завтра никто об этом не вспомнит? – повернулся к Коптину Аверьянов. – Вы же сказали минуту назад? Забыли?

– Нет, помню. Я просто имел в виду, что если мне повезет, то завтра этот мир будет списан в архив, будет стерт.

– Что-что?!

– Да ты не волнуйся, – успокоил Сергей Ильич. – Это событие никому и ничем не грозит. Все будет, как было, – всего-то…

– Как вы всегда непонятны… – досадливо поморщился Николай.

– Хроноразведка… – пожал плечами Коптин.

– И это тоже хроноразведка, – кивнул Коптин осмотрев витрину «Металлоремонта», торгующего корягами. – Видите? – Он указал Аверьянову на мелкие пылинки, парящие за стеклом витрины, напоминающие редкую снежную крупу, что в солнечные дни идет с ясного голубого неба на Севере в дни бабьего лета. – Резистор-поле.

– Архив американской хроноразведки?

– Никакого сомнения… – Коптин задумался. – Как же все-таки спецслужбы всех стран похожи друг на дружку! Думают одинаково. Шифруют одинаково. Врут одинаково. Даже противно, насколько они одинаковы. Прямо как счастливые семьи у Льва Николаевича.