Евгений Витковский - Павел II. Книга 1. Пронеси, господи!

«Уж это мы знаем, — подумал Аракелян. — Дед для Ромео еще в позапрошлом году „Гангут“ купил за две с половиной, положил неведомо куда и сказал, что к совершеннолетию подарит, — но оказалось, что дедово совершеннолетие — это двадцать один, другого дед не признает, ждать еще Ромке того рубля и ждать…» — Несколько фраз диктора промелькнуло мимо сознания полковника, а голос Аделаиды тем временем продолжал:

«… в американских коллекциях. О своей находке Батлер сделал доклад в Нью-Йоркском нумизматическом обществе, упомянув при этом, что, возможно, предложит обнаруженный уникат к продаже на аукционе в связи с тем, что русские серебряные монеты не входят в круг его основных нумизматических интересов. Как сообщают, еще до окончания доклада Батлера известнейший английский нумизмат лорд Бэнкс прислал Батлеру записку, где предложил ему двадцать тысяч долларов, — возможно, намереваясь предложить и большую сумму…».

«Совсем как мы с дедом торговались», — грустно подумал полковник.

«Многие слушатели, возможно, задают себе вопрос: каким образом рубль с портретом и вензелем императора Александра Первого мог быть отчеканен в тысяча восемьсот пятьдесят шестом году, когда императора уже тридцать лет не было в живых, а на престол только что взошел император Александр Второй, его племянник? Возможно, те из наших слушателей, кто слушает по четвергам программу Людмилы Густер „Среди книг“, уже знают о том, как потрясла в последний месяц умы американцев ставшая бестселлером книга Освальда Вроблевского „Федор Кузьмич: конец тайны“, выпущенная в ноябре издательством „Будрыс“. Возможно, именно потому, что какая-то часть правительства и, несомненно, часть царской семьи знала о том, что царь Александр Первый жив, и после смерти императора Николая ждала возвращения на престол законного правителя, — возможно, императорскому монетному двору были даны инструкции конечно же, сразу отмененные, — отчеканить рубли, подобные обнаруженному Батлером. Возможен и другой вариант, а именно, что известнейший уральский промышленник Димитрий Свиблов, приверженец негласно отрекшегося от престола императора, отчеканил эти монеты на своем знаменитом „подземном дворе“, раскопки которого были начаты перед самой революцией и до сих пор не доведены до конца, если верить сообщениям советской печати. Но самое важное для коллекционеров то, что обнаруженный уникат безусловно не является подделкой, ибо, исходя из данных спектрального и других проведенных анализов, монета изготовлена из уральского серебра в середине прошлого века и тогда же некоторое время находилась в обращении, чем объясняется некоторая потертость портрета. Именно это и привлекло многочисленных фанатиков-нумизматов на аукцион, состоявшийся в Бруклине двадцать девятого ноября. Единственный пока что в Соединенных Штатах рубль, уже получивший у нумизматов имя „Старший Александр“, был продан в итоге за сенсационную цену в девяносто шесть тысяч долларов известному американскому нумизмату и торговцу…»

«И здесь Романовы, и опять старшие», — с ужасом подумал Аракелян, рука его тянулась к телефону и отдергивалась: последние месяцы он жил в относительном спокойствии, знал, что если уж вовсе ничего нельзя будет понять — можно позвонить Абрикосову. А теперь и это нельзя. Худосочный телепат внезапно оказался равен ему в чине, и Аракелян чувствовал в сравнении с ним себя примерно так, как презренный Углов по сравнению с ним, Аракеляном.

«…тересно также сообщить и о том, что президент Сальварсана Хорхе Романьос, недавно заявивший в интервью, данному корреспонденту журнала „Шпигель“, что он сам является прямым и законным наследником династии Романовых, сообщил ему также и о том, что в его личной нумизматической коллекции рубль, подобный обнаруженному Батлером, давно имеется, так же как и аналогичный полтинник…»

«Еще один…», — с мистическим ужасом подумал Аракелян.

«… но об этом вы сможете подробнее узнать из наших следующих передач. В окончание передачи напоминаю, что программа „Из мира коллекционеров“ передается по понедельникам…»

Аракелян уже ничего не думал, он тихо, не меняя выражения лица, плакал. События были ему не по росту, они были для него чересчур великими, всемирно-историческими, ему не хотелось вообще никаких событий. Слезы стекали по его каменному лицу и терялись в уголках губ.

— Попка, попка, попка я, попка я несчастная! — заорал в комнате у деда невоспитанный попугай Пушиша. Полковник не слышал его.

— …В случае же вступления России в Международный Валютный Фонд после реставрации дома старших Романовых, однако позднее, нежели в 1986 году…

— Дотянитесь, О'Хара, до клавиши вон там под телефонной книгой и пусть Эриксен оторвется от индейки, пусть кофе сварит. Механический на меня больше не действует.

Форбс опять сидел в своем рабочем кабинете за столом-пультом. На сей раз поверхность стола, обычно девственно-чистая, сплошь была завалена служебными бумагами, копиями журнальных вырезок, отчетами, справочниками и весьма значительным количеством светло-зеленых тетрадочек — бюллетеней ван Леннепа, среди них попадались и более старые, темно-зеленые, которые выпускал давно покойный предиктор Уоллас. Только вчера пришел последний бюллетень голландца, и со спокойствием, с которым принимал в жизни и величайшие радости и горчайшие неудачи, генерал узнал, что после реставрации в России Романовых, вероятность которой сейчас уже превысила критическую величину и стала вполне возможной, институт Форбса в недрах Элберта будет иметь работы еще больше, чем раньше, так что об отставке думать не приходится никому, кроме… — Дальше следовал длинный список, но в нем все мелочь одна, даже проклятый Аксентович там не фигурировал. Вся грандиозная операция шла более или менее по плану, но из-за нее больше трех месяцев уже не имел генерал ни минуты личной, древнекитайской жизни. Даже сегодня, в канун европейского Рождества, он вынужден был готовить доклад о ходе реставрации династии Старших Романовых, — иначе не поспеть ко дню инаугурации нового президента. Впрочем, доклад в данном случае играл роль скорее наполнителя времени: чем бы ни заниматься, лишь бы что-нибудь делать. Проклятый голландец в последнем бюллетене ни много ни мало велел ему, генералу американской армии, человеку почти никому не подчиненному, сидеть нынешнюю ночь на рабочем месте и ждать событий! Когда бы не полная непогрешимость предиктора, — Папе Римскому такая не снилась, — Форбс бы решил, что над ним издеваются. Но сколько раз уже светловолосый мальчик «снимал комплексы» у правительства США; случался кризис с заложниками в Иране, а мальчик говорил не извольте беспокоиться, посидят и выйдут, занимайтесь чем понасущнее, правда, заложники еще в Иране, но меньше чем через месяц будут на свободе; проигрывалась Советам Ангола, а предиктор говорил: плюньте на Анголу, занимайтесь чем понасущнее, этой страной есть кому заняться и без вас, вообще этим другой предиктор занимается, — кстати, о Небо, сколько их вообще в мире всего, предикторов-то? И мальчик спокойно отвечал: кроме меня, всего двое живых на службе, да еще двое на вольных хлебах, но их не берите в голову. Да как же не брать в голову и не психовать, когда, значит, ты сам, Геррит ван Леннеп то есть, второй у буров есть, тоже ведь по происхождению как бы голландец, а третий кто, черт его дери? Голландский мальчик холодно отвечал, что о третьем не беспокойтесь, он скоро самоустранится. Получалось так, что один только пророк из занюханного Хенгело знает — что кому нужно, чем кому заниматься, зачем мы вообще живем, за что деньги получаем. И сегодня, в ночь под Рождество, сидит себе голландский мальчик при кальвинистской елочке, а он, генерал Форбс, слушает доклад, работает, как… не будем уточнять цвета кожи, на плантациях. Поневоле начнешь думать об отставке, хотя знаешь, что никто тебя в нее не отпустит и сам ты первый на своем же заявлении крест поставишь. Телепатов среди генералов все-таки маловато!