Клещенко Елена - Наследники Фауста

Разумно, весьма разумно. Неглупым человеком был мой покойный батюшка и не хуже меня знал, что бывает с имуществом колдуна, если доходит до суда. Серый Дом не мог быть отнят, ибо принадлежал не ему. Пусть даже весь Виттенберг, от ректора до метельщика, был убежден в обратном, по букве закона дом на Шергассе не имел никакого отношения к Фаусту-чернокнижнику! Кто был этот самый Мартин, согласившийся (вероятно, не задаром) назваться хозяином дома, что строился на колдовские деньги, - пропойца ли, опутанный долгами, предприимчивый ли торговец, нуждавшийся в оборотном капитале, или простак, не ведающий, на что дает согласие? Неважно. Важно то, что прегрешения его с Фаустовыми несравнимы.

Какие из этого можно вывести следствия? Первое: никто не вправе обыскать мой дом на основании того, что это приют покойного чародея. Дом не его, и помер он не здесь, - подите куда подальше, почтенные господа! Второе: господин Хауф не мог об этом не знать, стало быть, надеялся на мое незнание, брал на испуг. Поискать в этом доме - глядишь, и улики найдутся, и можно будет начать новое дело. Не все ли равно, против Фауста или Вагнера, был бы приговор подходящий! Прав гомункул: сволочь и висельник. Третье: попыток своих он не оставит, и следует подумать, как я теперь буду обороняться.

И ведь я едва ему не поверила! Отчего же, в самом деле, Кристоф мне не сказал, что дом не Фауста? То ли сам он этого не знал? Настолько был потрясен чрезмерной щедростью подарка и так твердо был уверен в том, кто хозяин дома, что не прочел как следует дарственную? Или же дело тут было в его безумной щепетильности, уже мне известной, в не то дворянском, не то пастушеском нежелании говорить о деньгах и другом имуществе ближнего?

От здания суда тянулась глухая стена, огораживающая тюрьму. Стена нагоняла тоску, и злость моя становилась сильней. Я подумала даже, не зайти ли мне в суд, не отыскать ли там господина Хауфа и не посоветовать ли ему забыть дорогу к моему порогу… Но это было бы глупо. Коль скоро он не может мне ничего сделать, то и мне на него плевать. Посмеет еще прийти, вот тогда и поговорим. К тому же мед в сотах помаленьку начал сочиться сквозь тряпку, и я поспешила домой.

Никогда не любила мед, но теперь, когда отжимала его из сот и готовила сладкую воду, попробовала каплю. Приторный вкус и на сей раз показался мне неприятен. А служанкам скажу, что ем его сама.

Раствор в колбе помутнел и приобрел отвратительный запах разложения, но гомункул был живехонек. Я осторожно вылила буроватую жижу в ночной горшок и ополоснула колбу изнутри, радуясь про себя, что запаслась листочками мяты, отбивающими тошноту. Гомункул распластался в свежем растворе, по обыкновению заглатывая его и пуская пузыри. Я похвалила себя за терпение и выдержку, но меня-таки мутило, и противная медовая сладость во рту забивала мятную горечь, и мне казалось, что именно от этого я не могу ухватить некую важную мысль.

Ну что, разузнала?

– Да.

Поняла что-нибудь?

– Поняла, что могу послать к дьяволу господина Хауфа.

Вот уж этого делать не следует! Язык подвяжи веревкой, никакой брани, держись вежливо и кротко. Он опасный человек, я тебе говорю…

Ты мне говоришь. Точно молния блеснула перед глазами, наконец-то я поняла. Вкус меда - это не я его чувствовала, он сообщал мне этот вкус, так же, как я видела образы, посланные им, и ощущала его страдание и гнев. И первый раз это было в первую нашу встречу, когда он просил меня о милости. До того, как я исполнила его просьбу. Следовательно, он вкушал мед и прежде. А теперь, умница, сложи два и два: бестелесные духи (по крайней мере иные из них) могут видеть то, что видим мы, могут страдать и гневаться, но они не едят земной пищи. Душа моего гомункула прежде обреталась в человеческом теле.

– Так кто же ты?! Прости меня, я только теперь догадалась…

Вывод из неверных посылок. Почему бы тебе не предположить, что я вырос в медовом растворе, в том самом, который потом пересох и едва не привел меня к погибели? И разве ты сама не знакома с неким духом, который ест и пьет наравне с людьми?

– И ты, стало быть, демон? Но для чего бы демону принимать столь мизерабельный облик?

Мало ли как бывает. Подумай сама: меня могли принудить силой магии, или же я мог сделать это, чтобы снова искушать тебя… Да нет, нет, не пугайся. Будь я демоном, стал бы я в этом сознаваться?

Отчего бы и нет, подумала я, вспомнив вечерний переулок и Дядюшку.

Нет, нет, они не повторяют дважды подряд тот же трюк.

– А ты много знаешь о них. Ну хорошо, пусть ты не демон, так что ты за дух? Ответь, чтобы я могла тебе доверять: кем ты был до мая сего года?

И после того… Ты все равно не поймешь.

– Ответь так, чтобы я поняла! Ты каббали, флагэ, ларва?

Парацельса читала. Похвально.

– Ты был человеком?

Возможно, когда-то был.

– И тебя силой магии принудили войти в гомункула?

Нет, я выбрал это сам.

– Да ты издеваешься надо мной! Самому обречь себя на прозябание в этой колбе?!

Бывают участи и похуже, бедная ты девушка. Много хуже, чем ты способна вообразить. Пусть это останется скрытым от тебя. Счастливы смертные, пока не придет смерть.

– И я должна затрепетать и поверить?

Я поверила. Слова о «худшей участи» сопровождал глухой страх, так похожий на мой собственный, когда колечко сжимало палец.

– Но как я могу узнать, что ты желаешь мне добра? Откуда следует, что я должна и далее приносить тебе воды с медом, а не швырнуть, к примеру, об пол этот сосуд?

Из того именно факта, что я не хочу быть убитым, а это будет первое, что сделает господин Хауф, войдя сюда. Тебе я доверюсь с охотой. Ты умна и любознательна.

– Благодарю за похвалу.

Это не похвала. Но я хочу, чтобы этот дом оставался твоим.

– Моим. - Сердце болезненно сжалось. - Скажи, гомункул, кто бы ты ни был, раз уж ты знаешь так много, - что с моим мужем? Когда он вернется ко мне?

Да ты воистину любишь этого дурня. Хотел бы я и сам увериться, что с ним не стряслось ничего ужасного, но боюсь, он придумал себе дело не по силенкам. Я не могу узнать это, я же не провидец. Если хочешь, попробуй сама или позови свою маленькую ведьмочку. Ты видела здесь магический кристалл?

– Нет…

Дурочка! Видела, да не признала! - Оплавленный кусок стекла в сундуке; я решила, что он остался от стеклодувных дел хозяина. Совсем небольшой и некрасивый, меньше моего кулака, неправильной формы, с пузырями и трещинами, совершенно не похожий на тот, что был у Дядюшки.

Так и следует, чтоб был непохож. Хозяин был не дурак. Сегодня отдохни сама и дай мне отдохнуть. А завтра поучу тебя. У тебя должны быть способности, если ты удалась в него.