Олег Никитин - Корабельщик

– А ты что?

– А я коммерсант, что ли? – вскипел Лукиан. – Да пошли они все к Смерти в гости. Пробовал в Крестьянскую партию обратиться, а они меня на смех подняли. “Кому, говорят, ты свои туки сейчас продашь? Половина народу из деревни сбежала, как отруба ввели, а другая половина на войне сгинула. Кто сейчас хлеб выращивает, сами не знаем. Забудь про свои туки, и так земля отлично родит, если зерно в нее посеять”. А! Дальше носа не видят. В Дольмене и в Магне давно уж пудами в землю туки сыплют, мы же все как в старину живем. Оттого и завозят к нам зерно из других стран, что сами не умеем вырастить.

– Но… – возразил Максим. – Некому же выращивать, сам ведь сказал.

Однако Лукиан не расслышал этой реплики и внезапно переключился на другую тему:

– А в том месяце ко мне Фаддей пришел и говорит: “Нужен фунт селитры. Достанешь, мол?” – “Это зачем еще?”. – “Надо, и все тут”. Так и не сказал.

– Интересно, зачем она ему понадобилась? Спички, что ли, делать решил? – полюбопытствовал молодой чиновник.

– Как же… Не иначе бомбу задумал мастерить.

Он тотчас забыл о Фаддее и вновь принялся рассуждать о военном производстве и сравнительных достоинствах разных государств, но Максим отвлекся и перестал слушать сетования бывшего студента. Слишком уж далеки были его собственные заботы от колоссальных, общегосударственных проблем, что властно занимали мысли Лукиана…

В начале мая, субботним вечером Максим решился отправиться на Архелаеву улицу. Ему открыл заметно удивленный Прокл – мальчишка за два месяца немного подрос и окреп, а на поясе у него висел острейший тесак.

– Не ждал? – улыбнулся Максим.

– Мы думали, что вы погибли, сударь… Госпожа не принимает, – в сомнении проговорил юный дворецкий. – О вас доложить, сударь?

– Ну… доложи, пожалуй.

Он остался в холле, пока парень бегал наверх. Входную дверь, конечно, успели починить, и вообще все здесь выглядело практически так же, как зимой, до бунта. Только того праздничного духа, запаха шуб и яств, какой обычно долетал сюда из кухни, не чувствовалось. Сухо и безжизненно было тут, даже детские голоса не звучали.

– Проходите, сударь! – позвал его Прокл.

Гость поднялся знакомым маршрутом и вскоре возник на пороге гостиной. Там была одна лишь Васса – она сидела в кресле у камина, который почему-то горел в и без того теплой комнате, и грела вытянутые руки.

– Здравствуй, Макси, – улыбнулась хозяйка. – Прости, что не встаю, у меня что-то ноги в последнее время болят. Не держат просто, – пожаловалась она.

Одета Васса была как всегда элегантно – в клетчатую черно-зеленую юбку до колен, черную маечку и синий кожаный жилет с бахромой. На ее полноватых ногах сидели синие чулки и туфли-балетки, по всему видно, домашние. Неужели она по привычке приготовилась к чьему-нибудь субботнему визиту?

– Что же не заходил, дружочек? Да ты садись, садись, погрейся. – Она показала на соседнее кресло. – Рассказывай, как дела в Университете, как семья. Мне все интересно.

– Разве Акакий вам ничего не передает? Вот и Прокл сказал, что вы меня мертвым считаете, сударыня.

– Ох, твой Акакий, – скривилась Васса, но быстро овладела собой и помрачнела. – Как с Варей переехал, так и перестал приходить. Как будто не я помогала ему, кров да пищу не давала. Неблагодарный! – Максим вздрогнул, но не подал вида, будто это известие каким-то образом задело его. Но ему было неприятно, что этот скользкий хлыщ смог окрутить девушку и сделаться ее первым мужем. Сам молодой чиновник пришел сюда в первую очередь потому, что надеялся встретиться с Варей.

С момента гибели Домны прошло уже почти два месяца. А поскольку Варвара очень нравилась Максиму, он готов был предложить ей стать его женой и перебраться в его квартиру. Но теперь, очевидно, этот замысел рухнул.

– Зря ты не приходил, Макси, – укоризненно проговорила Васса. Гость очнулся от мрачных раздумий и взглянул на хозяйку. Та, несмотря на свое общее болезненное состояние, смотрела зорко и заметила смену Максимова настроения после того, как он узнал о женитьбе Акакия. – Варвара-то долго не соглашалась с ним жить, тебя вспоминала. А в последний день совсем ревела, когда уж согласилась и вещи собрала. Едва утешила девочку…

– Я не мог, – выдавил переводчик. – У меня жена и ребенок погибли, и еще одна девочка осталась. Да экзамены эти… Не смог я.

– Да не спорю я, Солнышко с тобой. Жизнь такая была, что не приведи Смерть. У меня ведь тоже двое померло, по суду расстреляли. Украли по глупости кулек леденцов у торговки, прямо с лотка, а их и схватили.

Теперь Максиму стало ясно, почему в этом большом доме царит такая неестественная тишина. Заметно стемнело, и в гостиную тенью скользнула худая служанка. Чиркнув спичкой, она запалила масляную лампу на камине и бросила в угасающий огонь два полена. “Почему они не берегут дрова?” – невпопад подумал гость.

– А где они живут? – спросил он.

– Акакий-то с Варенькой? А на Пароходной, это сразу за Викентьевской. Как он в Метрическое-то ведомство устроился, так ему квартиру и предложили, недалеко от работы. Месяц уж как съехали, так и не пришли с тех пор проведать. Один только раз Прокл видел Варю на рынке, говорит, секретаршей в Метрическом работает, по гостям ходить некогда им. Извинялась да про тебя опять спрашивала, нет ли вестей.

Максим перевел разговор на пустяки – о разбитых и починенных окнах, ценах на овощи и мясо, а минут через десять откланялся. Атмосфера этого омертвевшего дома угнетала его. И он нисколько не удивился, когда Васса поделилась с ним планами продать его. Все равно доходы от акций одного военного заводика, принадлежавших ей, резко упали и содержать этот дом становилось ей не под силу. Не стало также и арендной платы за землю, доставшуюся ей в наследство от мужа – некому было сеять на ней злаки или выращивать корнеплоды: крестьяне подались в города или разбежались по окраинам государства, где новая власть судов благочинных еще не успела утвердиться, а старая власть Метрических Приказов уже отмерла.

Шагая домой, Максим какое-то время размышлял о том, не навестить ли ему Варвару, а потом отказался от этой бестолковой идеи. Если она согласилась жить с Акакием, значит, способна вытерпеть его. Но когда он открыл дверь квартиры и прошел на кухню, где Касиния успела приготовить сносный ужин из жареной рыбы и пшенной каши, решимость забыть Варвару вновь сменилась сомнениями.

– Какие-то проблемы, папа? – поинтересовалась дочь.

– Касенька… – задумчиво ответил Максим, жуя кашу. – Ох, прости, сорвалось с языка, – извинился он, заметив насупленную физиономию девочки. – Вот что я думаю. Может быть, нам с тобой новую маму к нам привести? Все полегче будет с хозяйством управляться.