Андрей Посняков - Тайный путь

Лешка усмехнулся – больно уж ухватистым малым оказался его новый знакомец. Да ведь и не беден, если, правда, не врет… Нет, судя по кафтану – не врет. Богат, богат купчина! Что же касается Константинополя, то… да, пожалуй, через Львов до него будет куда удобней и безопасней добраться… несмотря на турок. Валахи, кажется, им дань платят. Так и император Иоанн Палеолог – тоже турецкий данник…

– Ладно. – Алексей улыбнулся. – Будем считать, уговорил.

– Вот и славно! – Парнишка с силой хлопнул юношу по плечу и церемонно приложил руку к сердцу. – Уверяю, ты нисколько не прогадаешь! Теперь об оплате… Предпочитаешь в талерах или дукатах? Или, может быть, в московских или ордынских деньгах?

– В ромейских лучше бы! – Лешка расхохотался.

– В ромейских? – Иван презрительно хмыкнул. – Так ведь они почти все порченные, по золоту указанной цене не соответствуют… Впрочем, как знаешь…

– Могу и дукатами взять, – поспешно поправился юноша. – Или талерами.

– Договоримся… В Царьграде обычно платят четыре мелкие серебряхи – аспры – в день, так?

– Ну, так… – согласно кивнул Лешка.

– А я тебе положу ровно в десять раз больше – это больше двух бизантинов!

– Что ж, сумма приличная…

– Уж конечно! Однако, я свою жизнь ценю. И, сказать тебе честно – нанимать воина в силе – оружного, с конем, со слугами – мне бы обошлось куда как дороже.

– Обязательно воина нужно нанять?

– Обязательно! – резко выпалил отрок. – Здешним простолюдинам я совершенно не доверяю!

– А мне доверяешь?

– А ты – не здешний. К тому же – крученый – уж я в людях разбираюсь, поверь! Судя по мускулам – уж приходилось тебе помахать сабелькой!

– А может, я весло на турецкой галере ворочал?

– От весла мускулы по другому…

– Все-то ты знаешь!

– Так я ж и говорю – умный!

Таким вот образом и заключили устный контракт. Как не преминул заметить юный бизнесмен – обоюдовыгодный.

Между тем лес становился все реже, и вот уже за деревьями показался большак – широкая грунтовка с глубокой, наезженной тележными колесами, колеей. Выйдя на дорогу, путники остановились, внимательно посмотрев в обе стороны, и, завидев маячившие впереди слева избы, дружно туда и направились.

– Да, это и есть Амбросиево, – когда подошли ближе, негромко заметил Иван. – Вон рядок, вон избы… А вон – пожарища.

И в самом деле, половина села была сожжена, правда, судя по обгорелым пустошам, вряд ли сие произошло недавно, скорее всего – где-то ранней весною. Кое-где уже белели новые срубы, над одним из них, ближнем к дороге, деловито стучали топорами плотники.

– Бог в помощь, работнички! – подойдя, первым поклонился Ваня.

Лешка уже перестал удивляться его оборотистости, лишь мельком отметил какое-то несоответствие между горькими слезами отрока и вот этим – совершенно иным – его поведением. Впрочем, наверное, слезы – слезами (отца-то, чай, жалко!), а дело – делом. Одно слово – купец.

– И вам того же, – путников внимательно осмотрел рыжеватый цепкоглазый мужик, по всей видимости – артельный староста. – К кому путь держите?

– К старосте, Кузьмину Епифану, – вспомнил имя Лешка.

Артельщик показал рукой:

– Эвон его изба.

– Знаю…

– Так ты, выходит, здесь и раньше бывал? – едва отошли, поинтересовался Иван.

Юноша усмехнулся:

– Бывал, а как же… Может, и вспомнит меня староста. Должен вспомнить!

Изба старосты, ничуть не обгорелая, располагалась сразу за торговым рядком, напротив деревянной церкви с изящной, крытой серебристой осиновой дранкой, маковкой. Точно такой же дранкой была покрыта и четырехскатная – вальмовая – крыша обширного, рубленного в лапу, дома старосты, стоявшего на высокой подклети и со всех четырех сторон окруженного галереей – гульбищем. Не бедный был домик. Да и двор – не бедный, просторный, с многочисленными хозяйственными постройками – амбарами, баней, овином. Рядом с домом, на лугу, паслось с десяток коров, охраняемых кудлатыми псами. Почуяв чужих, собаки вызверились, зарычали…

– Кто такие? – поднявшись из травы, недружелюбно осведомился подпасок – веснушчатый рыжий парень лет пятнадцати.

– Ты бы собачек-то того, прибрал, – сквозь зубы посоветовал Алексей. – Хозяин, староста Епифан, где?

– Во дворе быть должон, – лениво отозвался парень. – Если не на гумне…

– Так сходи, позови! – не выдержал Ваня.

Подпасок ухмыльнулся:

– Ага, позови… А коровы?

– Ну, тогда прибери собак!

– Откуда я знаю, кто вы?

– Эй, Митря! – закричали вдруг от ворот усадьбы. – Ты с кем там собачишься?

– Да бродяги какие-то… Видать, побираться пришли.

– Так гони их в шею!

– Ужо, прогоню… – Пастух с явным наслаждением посмотрел на собак. Те, поймав его взгляд, зарычали на чужаков еще злее, угрожающе так, словно вот-вот разорвут.

– Кафтан сымай! – воровато, оглянувшись на усадьбу, вдруг приказал Митря. – Тебе, тебе говорю, малой.

– Что?! – Иван возмутился. – Кафтан?!

– Кафтан, кафтан… И кушак не забудь. И сапоги. Ну, быстрее, что встал? – Пастух нахально усмехнулся. – Сейчас, псам мигну – разорвут на кусочки!

– Смотри, как бы тебя потом хозяин не разорвал! – надменным тоном вдруг произнес Алексей. – А ну, живо зови старосту…

– Ага, счас!

Лешка сжал зубы. А ведь спустит-таки псов, сукин кот! Разорвут… Вернее, разорвали бы хоть кого… да только не Алексия Пафлагонца, акрита, воина ромейской пограничной стражи! Учили в страже на совесть, пользоваться всем – не только оружием, но и всеми предметами, его заменяющими. Как во-он тот камень… Впрочем, а зачем камень?

– Снимай свой кафтан, Ваня, – понурив голову, посоветовал Лешка. – Такая уж, видать, наша судьба…

Пожав плечами, отрок снял пояс и принялся расстегивать пуговицы, красивые такие, из темного полированного дерева…

Скинуть кафтан Иван не успел… Лешка как-то так, незаметно, не сделав ни одного резкого движения, оказался за спиной пастуха. Ласково ухватил рукою за шею – собачки даже не шелохнулись…

– Убери собак… Быстро, не то сверну шею!

– Пусти-и-и…

Лешка надавил парню на кадык:

– Ну?!

– Пошли вон, пошли, вот я вас! – испуганно закричал пастух. – Прочь, кому сказал?

Собаки, рыча, отошли в сторону.

– Теперь зови старосту. Громко!

– Епифан Кузьмич! – громко, что есть силы, заорал Митрий. – Епифан…

– Чего орешь? – из ворот усадьбы вышел-таки, наконец, староста – высокий мосластый мужик с черной окладистой бородою и внимательным взглядом. Одет староста был по-простому – в летнюю посконную рубаху с вышивкой, подпоясанную тоненьким кумачовым кушаком. Голову прикрывала сдвинутая набекрень зеленая суконная шапка.

– Чего звал? – староста окатил всех неприязненным взглядом.