Андрей Мартьянов - Творцы апокрифов [= Дороги старушки Европы]

— Вот именно, — обрел дар речи сэр Гисборн. — Мы уходим. Я имею в виду — уходим из Ренна. Франческо, ты как?..

— Несколько синяков и подвывихнутая нога, — итальянец отмахнулся, показывая, что его беды не заслуживают долгих обсуждений. — Они побаивались своего хозяина, поэтому я легко отделался… Монна Изабелла, идемте, вам не стоит находиться здесь.

— Сейчас, — рассеянно отозвалась девушка.

Позже Гай упрекал себя — мог бы догадаться, что мистрисс Уэстмор не уйдет, не оставив по себе долгой памяти. Она еще не отошла от кресла, и Гиллем не успел дернуться в сторону, избежав стремительно дернувшегося вверх лезвия — не стилетного, подходящего только для колющих ударов, а его собственного широкого ножа, небрежно воткнутого Тьерри в щель между каменными блоками стены. Маленький ошметок человеческой плоти, ловко подхваченный девушкой, описал в воздухе дугу, разбрызгивая мелкие алые капельки, шлепнулся на догорающие угли в очаге и зашипел, испуская тошнотворно-сладковатый душок. Гиллем закричал, но крик тут же перешел в задушенный хрип, когда он скосил глаза и увидел густые, вязкие струйки темно-багровой жидкости, быстро прокладывающие путь вниз, сначала по левому плечу, а затем и по светло-зеленоватой ткани рукава.

— Неплохо, — хмыкнув одобрил Тьерри. — Это придаст ему в будущем некий выразительный штрих неповторимого обаяния. Гиллем, дорогуша, придется тебе потерпеть, пока я закончу свои дела. Не переживай, никто еще не умирал от потери уха. Обещаю, постараюсь вернуться побыстрее. Господа, нам пора. Мадам Изабелла, вы не могли бы сдержаться и не разделывать далее на кусочки моего родственника из Содома и Гоморры?

Девушка надменно фыркнула и запустила так хорошо послужившим ей кинжалом в противоположную стену, целя в деревянную рожицу поддерживающего настенный подсвечник бесенка. Она промахнулась, угодив чуть ниже, отчего бесенок приобрел задумчивый вид существа, ковыряющегося после сытного обеда ножом в зубах.

— Вам не выйти, — три кратких слова прозвучали ударом похоронного колокола, поэтому Тьерри поторопился разъяснить: — Не выйти через нижние ворота. Обычно тамошняя стража не слишком усердствует, но сегодня… Рамон изрядно запугал их, и они наперебой твердят, что отопрут только по личному приказу господина графа или наследника.

— А ни тот, ни другой отдать подобный приказ не в состоянии, — невесело подытожил Франческо, успевший придти в себя.

— Я могу, конечно, учинить скандал с мордобитием и угрозами вечного проклятия, но какой-нибудь выскочка, одержимый желанием выслужиться, непременно поскачет докладывать отцу, — де Транкавель-средний задумчиво потеребил кончик длинной смолянистой пряди собственных волос. Остальные терпеливо взирали на него. — Вы с моей помощью натворили достаточно дел, чтобы отец не стал дожидаться приезда его святейшества епископа и учинил суд по собственному усмотрению — над вами, а заодно и надо мной. Спрашивается, что же нам делать?

В полупустой конюшне повисла тишина, нарушаемая потрескиванием сгорающего фитиля в лампе и дыханием шести человек.

— Сколько всего выходов из замка? — сухо поинтересовался Мак-Лауд.

— Обычный; для поставщиков провизии и вилланов — через нижний двор, еще два прохода выводят в ров, но там не пройдут лошади… — начал перечислять мрачнеющий на глаза Тьерри.

— Подземный ход, — напомнила Бланка. Старший брат укоризненно посмотрел на нее, будто девочка ляпнула несусветную глупость.

— Какой подземный ход? — оживилась Изабель.

— Я бы не советовал вам туда соваться, — медленно, тщательно взвешивая каждое слово, проговорил де Транкавель. — Впрочем, не только вам, но даже своему злейшему врагу. Да, это сооружение вроде бы выводит за пределы Ренна, однако случалось, что вошедших в него людей больше никто не видел… Ни трупов, ни следов, ничего! И еще одна малость — ключи от этого подземелья есть только у отца. Придется придумать что-то другое.

— Разве что научиться летать, — вполголоса пробормотала мистрисс Уэстмор, и компания снова замолчала, угрюмо смотря куда угодно, только не друг на друга.

— На худой конец, можно попробовать взломать замок, — подал голос шотландец. — Вряд ли он особенно сложный. Где начинается этот ваш лаз? Он большой, лошадей сможем провести?

— Он поблизости от библиотеки, снаружи выглядит, как обычная дверь в склад, — пожал плечами Тьерри. — Да, лошади там пройдут, однако в нем весьма странный замок. Даже если вы и умеете их вскрывать, думаю, этот вам не по силам.

До слуха не принимавшего участия в обсуждении нынешнего коварного поворота судьбы Гая все голоса долетали издалека, точно их владельцев и его разделяла довольно толстая преграда. Упоминание о библиотеке заставило его напрячь память, вспоминая недавнюю беседу с отцом Ансельмо. Хранитель книг упомянул что-то о запертых дверях и о необходимости спросить совета… Спросить у кого? «Того, кто разговаривает с камнями и молчит, и той, что болтает, но не выдает секретов», — так, кажется, звучало туманное указание. Под определение «вечно молчащего» вполне подходит Тьерри — он ведь не вмешивался в происходящее до последнего момента. Больше всех в Ренне болтает, вне всякого сомнения, леди Бланка, однако ни разу в ее болтовне не проскользнуло ничего, могущего послужить обвинением в адрес семьи де Транкавель. Какой же совет они могут дать, если Тьерри даже не в силах выполнить свое опрометчивое обещание вывести гостей из замка? Хотя погодите…

«Я спросил, не знает ли отец Ансельмо что-нибудь о ключе слуа и о двери, которую он может открывать, — Гай попытался воспроизвести всю беседу слово за словом. — Он, вне всякого сомнения, узнал ключ, однако намекнул, что за ответом нужно обращаться к мессиру Тьерри и леди Бланке. Теперь они рассказывают нам о непонятной двери, ведущей наружу, от которой у них нет ключа…»

— Я знаю, как мы уйдем, — сказал сэр Гисборн. — Дугал, у тебя же есть ключ. Спорю на половину моих будущих трофеев в Палестине — он подойдет.

Гаю не понадобилось объяснять, что он имеет в виду — его компаньон всегда отличался догадливостью, пусть и слегка помрачившейся после минувшей беспокойной ночи.

Серая глухая пелена, прорезаемая ослепительными серебряными вспышками, постепенно истаивала, но открывающийся вид не казался особенно оживленным и готовым приютить усталого путника. Скорее, наоборот — во все стороны, насколько хватало глаз, тянулась пологая равнина, накрытая пепельным куполом небес. Солнечный диск вопиюще отсутствовал, хотя некоторый свет имелся — поток болезненно-желтоватых лучей, скупо льющихся снизу вверх.