Андрей Мартьянов - Творцы апокрифов [= Дороги старушки Европы]

— Кажется, — мрачно согласился сэр Гисборн.

— Зачем я только потащился с вами? — горестно задал безответный вопрос Дугал, одновременно разрезая веревки на принесенном Франческо мешке. — Я-то обрадовался: ну, думаю, в кои веки угодил в приличное общество, не куда-нибудь еду, в Святую землю! Как же, размечтался! Господи, всю жизнь одно и то же: секреты, тайны, подметные письма…

Он с силой рванул не желавшую поддаваться лезвию ножа веревку, распахнул горловину мешка и нетерпеливо вытащил наружу три одинаковых предмета. Небольшие вместительные сундучки черного дерева, шириной в две ладони, высотой и глубиной в три, окованные по углам зеленовато-золотистыми веточками из потускневшей бронзы, с удобными ручками на крышках и замочными скважинами, окруженными ворохом металлических колосьев. Мак-Лауд, увидев их, рассеянно, точно следуя устоявшейся привычке, выругался, Франческо недоуменно поднял бровь и осторожно потрогал гладкую полированную стенку одного из ящиков, а Гай уныло спросил себя, не затянувшийся ли сон все происходящее вокруг?

Никогда ранее сэру Гаю Гисборну, уроженцу Британских островов, не доводилось попадать в подобные места — завораживающие своей необычной красотой и пугающие одновременно. Золотое пламя осени, бежавшее с полуночи на полдень Европы, еще не добралось сюда, но вряд ли его появление внесло бы в окружающий пейзаж заметные перемены. Оставалось прежним голубоватое, словно вылинявшее от жары небо, рыжие охристые холмы причудливых форм с пятнами тусклой зелени, по склонам которым медленно перемещались пыльные клочья шерсти — овечьи стада. Никуда не девались качающиеся желтые цветы дрока, скрюченные низкорослые дубы, укрытые от непрекращающегося холодного ветра в глубоких оврагах виноградники и неровные квадраты распаханных полей. И, завершающим стежком на гобелене из блекло-синего, светло-зеленого и всех оттенков красного и оранжевого цветов, — тоскливый свист ветра в скальных выступах да резкий, пронзающий душу клич одинокого ястреба, плывущего в воздушных течениях.

Таково было древнее графство Редэ, лежащее в предгорьях Пиренеев, вернее, его маленький кусочек, протянувшийся вдоль долины реки Од и представший взглядам своих гостей поневоле. Выжженный солнцем унылый край, населенный угрюмым и неразговорчивым народом, вся жизнь которого проходит в постоянной борьбе с засухами и стремлении вырвать у земли хоть немного плодов. Проводник, немолодой уже и равнодушный ко всему человек, ждавший господ рыцарей на обочине дороги, ведущей в графство Фуа, казался похожим на местные камни — источенные сетью трещин и намертво вросшие в сухую почву. В день он произносил не больше двух десятков слов, в число которых входили «подъем», «привал», «стой», да иногда, в виде большого одолжения, мог махнуть рукой в сторону реки, причудливой скалы или поселка, соизволив невнятно бросить их название. Попытки расспросить о конечной цели пути не имели успеха — возможно, проводник даже не понимал языка, на котором с ним пытались говорить. В здешних местах бытовало свое наречие: чудовищная смесь провансальского с языками горных племен, остатками диалекта вестготов и слов, чье происхождение совершенно не поддавалось опознанию. Оставалось только ехать по узкой, немощеной дороге вслед за неспешно выступающим мулом проводника, гадать о том, где завершится это странное путешествие, да смахивать небывало въедливую белую пыль, толстым слоем покрывавшую всадников и лошадей.

Унылые, хотя и не лишенные диковатого своеобразия земли начались как-то сразу, стоило путникам покинуть цветущие, плодородные угодья вдоль Арьежа и перебраться через цепочку невысоких, но неприветливых и усеянных следами недавних оползней холмов к руслу Од. Здесь словно начиналась иная страна, и она сразу же познакомила гостей с одной своей неприятной особенностью. На первом же привале Мак-Лауд неосмотрительно хлебнул воды из струившегося между камней ручейка, на удивление прозрачного и чистого, тут же с гримасой отвращения сплюнул и разочарованно объявил:

— Горькая!

Не поверивший Франческо сунулся проверить, спустя миг подтвердив:

— Действительно, горькая… И кислая вдобавок.

Гай не решился последовать примеру попутчиков, доверившись наилучшим знатокам природы — лошадям, дружно отвернувшим морды от притягательного журчания, и мимолетной презрительной ухмылке проводника, исподлобья следившего за явственным огорчением своих подопечных. Водой для людей и коней, как выяснилось, в здешних краях надлежит заранее запасаться в поселениях, имеющих достаточно глубокие колодцы. Один такой источник принадлежал на равных правах городишке Лимy и расположенному чуть выше него аббатству Сент-Илере — замкнутого вида маленькой крепости, обосновавшейся на вершине холма, напоминающей нос тонущего корабля. После Лиму потянулись изрезанные глубокими оврагами плоскогорья, за которыми поднималась неровная горная гряда, коричнево-пепельная на голубом фоне. Однажды вдалеке промелькнули смутные очертания причудливого замка, оседлавшего макушку отвесной скалы, при виде которого Франческо сдержанно ахнул от восхищения, а проводник, нехотя обернувшись назад, процедил единственное слово: