Александр Абердин - Три недели в Советском Союзе

Сергей поцеловал жену и тихо ответил ей:

— Не знаю, любимая, не знаю. — Немного помолчав о с лёгкой улыбкой добавил — Я ведь тоже не раз и не два замечал во время тяжелых и сложных переговоров с особо упёртыми товарищами типа той же Маргарет Тэтчер, как в их глазах что-то порой вспыхивает и они, наконец, начинают меня слушать вполне осознанно, а не механически. Как знать, может быть те товарищи, которые меня сюда заслали, каким-то образом дают мне подсветку? Но если так, то у меня возникает вполне закономерный вопрос, Юля, а не являюсь ли я в их руках просто марионеткой? Эдакой телефонной трубкой, через которую они продувают уши тем, напротив кого они меня сажают? Если так, то это хреново. Знаешь, я ведь до того, как попасть в прошлое, старался на переговорах ни на кого не давить и лишь делал людям выгодные предложения, а начиная с семьдесят шестого в меня словно какой-то бес вселился, мягко, корректно, не спорю, но на некоторых людей я наезжал, словно тяжелый танк на окопчик и крутился над ними, крутился, а потом ещё и откапывал, чтобы снова их прессовать.

Юля легонько шлёпнула мужа по губам, потом поцеловала его неожиданно и не в тему страстно и хрипло прошептала:

— Серёженька, но ты ведь был просто обязан так поступать. Они же не пережили всего того, что пережил ты, любимый. Они все эти взрывы, на которые я и теперь не могу смотреть без ужаса, видели на экране и они не казались им такими ужасными. Это ведь не на них сгорала одежда и не сквозь них проносился тот жуткий чёрный пепел. Поэтому ты поступал совершенно правильно, когда давил их. Мне ведь тоже приходилось несколько раз присутствовать на твоих переговорах и только и могла делать, что сверлить их взглядом.

Сергей, опрокидывая Юлю на спину и наваливаясь на неё всем своим, увы, марсианским всего лишь весом, прошептал:

— О, этот твой колдовской взгляд, любимая. Некоторые мои друзья до сих пор признаются мне, что они не в силах выдержать его больше трёх секунд. Посмотри на меня так, любимая, как это умеешь делать только ты, моя волшебница, моё солнышко. Как же я люблю тебя, Юлька, моя вечно юная и желанная Юлечка.

Наутро, когда они завтракали всей семьёй, Алёнка, которая для своих трёх с половиной лет говорила на удивление хорошо и, главное, не по возрасту умно и порой так глубокомысленно, что ставила в тупик всех воспитателей в детском саду, воскликнула:

— Папуля, а у тебя над головой светит солнышко. Ой, оно исчезло, спряталось за тучку, но я его всё равно вижу.

Сергею от слов дочери сделалось немного не по себе и он спросил её ласковым, добрым голосом:

— Алёнушка, а оно доброе, это моё солнышко или нет?

— Ну, что ты, папка, конечно доброе! — Воскликнула девочка и смеясь добавила — Как ты! — После чего спросила — А ты видишь своё солнышко, папочка, или его вижу только я?

Юля погладила дочь по золотисто-русой головке с короткой стрижкой, у всех марсиан были такие, и сказала:

— Алёнушка, папа видит своё солнышко только тогда, когда оно отражается в глазах других людей, особенно тех, с которыми он только что познакомился. Его можем видеть только ты и я.

Дочь Чистяковых кивнула головой и сказала:

— А, понятно. Тогда про эту нашу тайну лучше никому не рассказывать. — И тут же стала канючить — Пап, мам, сегодня ведь выходной? Давайте возьмём Арсика с Марсиком и поедем в пустыню, на наше любимое место.

Любимым местом семьи Чистяковых на Марсе была Аполлонова патера, кратер неправильной формы с очень красивыми фестонами на краях. Они открыли её для себя чуть более полугода назад, когда всей командой вместе с детьми качали там пыль. По заказу Сергея Александровича для Марсика был изготовлен специальный кошачий термоскафандр-пыльник и хотя их любимец был известным лодырем и домоседом, который лучшим способом передвижения считал поездки на плечах у главы семьи или на руках у его супруги, он тоже был не прочь погреться на марсианском солнышке лёжа на чьих-либо коленях. Для подобных выездов на природу у Чистяковых имелся большой марсианский джип «Волгарь-М», «М» естественно означало марсианский, и конвертоплан. На джипе чаще всего ездила куда-нибудь по делам Юлия Дмитриевна, а вот на конвертоплане они действительно довольно часто, раз в неделю, выбирались в пустыню. Они быстро собрались, совместными усилиями натянули на Марсика термоскафандр, Арес влез в свой чуть ли не сам, и они направились к дверям дома, в которые даже не был врезан замок.

На улице как раз стоял неподалёку электрокар и потому им даже не пришлось ждать оказии или вызывать этот единственный, после самокатов, вид общественного транспорта. Через четверть часа они уже пролетали над огромной возвышенностью Фарсиды, а ещё через полчаса под крыльями конвертоплана «Пегас» мелькала череда неглубоких каньонов, похожих на русла рек и через каких-то полтора часа совершили посадку на нужном месте рядом со стеной Аполлоновой патеры, похожей на строй великанов. Под оной из таких скал они и разбили на самом солнцепёке большую надувную пластиковую палатку с прозрачными стенами, чтобы немного позднее пообедать в ней. Хотя день и был безветренным, Сергей и Юля, пока Алёнка, Арес и Марсик игрались на большой куче песка смешанного с пылью, наметённой недавней песчаной бурей, всё же забили в каменистую почву штыри, чтобы она не улетела вместе с их обедом, помещённым в изотермический контейнер. Когда они подошли к дочери и её четвероногим друзьям, то увидели такую картину.

Набегавшись, Алёнка уложила Ареса, села с Марсиком на руках к нему под брюхо на хорошо прогретый песок и прижимая к себе бесшерстного мурлыку неотрывно вглядывалась вдаль, куда-то в центр патеры, где колыхалось зыбкое марево. Лицо девочки было очень сосредоточенным, глаза широко открытыми, а губы что-то беззвучно шептали. Родители подошли поближе, тихонько сели рядом и стали наблюдать за дочерью. Такой они её ещё не видели, но лицо девочки было таким умиротворённым и одухотворённым, что они не стали её ни о чём спрашивать, а лишь принялись смотреть вместе с нею на волнистую равнину, усеянную камнями. Она, не смотря на всю скудность красок и суровую простоту, была невыразимо прекрасна. А ещё в ней было что-то совершенно уже фантастическое, что постепенно заставило их отрешиться от всего. Маски их комбинезонов были настроены на приём внешних звуков, а поскольку никто не издавал ни звука, то они даже не слышали дыхания друг друга.

Сергей даже не заметил того, что прошло около часа, прежде чем он пошевелился и понял, что его непоседа-дочь, которая обычно носилась по пустыне, как маленькая буря в красном комбинезончике, всё это время просидела практически неподвижно. Если лодырю Марсику только того и требовалось, что поспать у кого-либо на руках, то неуёмный Арсик вёл себя подозрительно тихо. Он не выдержал и спросил дочь: