Андрей Мартьянов - Время вестников

Барон де Шательро честно представил последствия и ощущения свои выразил короткой, емкой русской фразой:

– Ох, ни … себе !

– Слов я не понял, но интонацию уловил, – усмехнулся Хайме. – Теперь понимаешь? Это не говоря уже о том, что сделает со злосчастной свитой королевы разъяренный Ричард после штурма. Или перепуганный Исаак до штурма, неважно.

– Твою-то мать, – пробормотал Казаков, до которого наконец дошло в полный рост. – Сплавал, называется, в романтическое путешествие. Да уж, парень, умеешь ты обнадежить… Послушай, но ведь ничего еще не случилось, да может быть, и не случится! Беренгария жива-здорова, этот… как его… Барцелло только вчера говорил…

– Пока не случилось, – сквозь зубы произнес Транкавель-младший. – Может быть , и не случится. Хочешь дождаться, посмотреть? Может, еще об заклад побьемся?

– Ч-черт, – от избытка чувств Серж засадил кулаком в стену, зашипел от боли, затряс рукой. – Ты прав, тут игра такая – или пан, или пропал … Не понимаешь? Ну и ладно… Но, погоди-ка! Самое главное забыли! Ангеррану все это зачем? Он ведь точно так же заинтересован в успехе Крестового Похода, как и все прочие, разве нет?

Тонкие черты лица Хайме де Транкавеля сложились в мучительную гримасу. Такая бывает у человека, когда у него болят зубы или же когда ему приходится объяснять нечто крайне сложное, весьма интимное, да к тому же еще ужасно неприятное.

– Серж, – задушевно произнес он. – Прости меня, но… Скажи, что ты знаешь о своем… покровителе? Ты знаешь, кто он? Откуда он? Что он может и чего он хочет? Или, к примеру, откуда у него шрам на шее?

Казаков добросовестно попытался вспомнить… и с совершенным изумлением вдруг понял, что и в самом деле знает о своем непосредственном начальнике ровно столько же, сколько знает салага-рядовой о начальнике штаба округа – сиречь имя, фамилию и приблизительное количество звездочек на погонах. Они с де Фуа разговаривали часто и подолгу, но всякий раз хитрый старикан выворачивал беседу каким-то столь удивительным образом, чтобы не выдать ни малейшей сколько-нибудь ценной информации о собственной персоне. Не помогли даже некоторые довольно специфические разговорные навыки, коим старшего лейтенанта Казакова учили в бытность оного «техником КБ Камова».

– Ну допустим, ничего я не знаю, – признался он. – Или – знаю, но совсем мало. Так что с того? Вот про тебя, например, я тоже почти ничего не знаю. А Ангерран, по крайней мере, человек хваткий и опытный, вхож ко двору, королева его выделяет. Он мне обещал, что с ним я добьюсь веса в обществе, и вроде бы слово держит. Вот, скажем, устроил мне участие в том дознании, дабы я лишний раз показал себя перед Ричардом…

Он осекся, увидев, как пуще прежнего скривился собеседник.

– Ох, Серж… Опять ты как дитя малое. Ты что, думаешь, твой патрон хотел устроить тебе карьеру таким манером? Для дворянина палаческое ремесло считается позорным. Неужели в Польше, или где ты там родился, этого не знают? Не знаю, чего именно добивался де Фуа, но уж точно не твоего продвижения.

– Так какого ж… ты раньше молчал?! – взвился Сергей. – Сидел там с умным видом, еще советы подавал… Как тебе верить после этого?!

– Я думал, ты взрослый мужчина и знаешь, что делаешь. Это я теперь понял, что ты, хоть и взрослый, а какой-то странный, не от мира сего… И вообще, с чего бы мне лезть в твои отношения с патроном? – пожал плечами Транкавель. – Тогда я смолчал. Но теперь не стану. Ибо весь флот Ричарда не стоит одной улыбки Беренгарии.

Казаков только зубами заскрипел и в полном расстройстве взлохматил пятерней волосы. В очередной раз ему приходилось попасть под раздачу из-за элементарного незнания истории. Средневековая интрига, мать ее ети…

«Ну да, Беренгария… вот где собака зарыта», – подумал он, глядя на точеный профиль молодого Транкавеля. – «То-то она с того дня тебя привечает по-прежнему, а на меня смотрит, как на лужу. Да, подложил ты мне свинью, конкурент, причем без малейших усилий даже – просто промолчал … Но шеф, шеф-то каков! Ах, Ангерран, старый ты козел…»

– Ладно, проехали, – наконец буркнул Серж. – Кто старое помянет… Слушай, но ведь де Фуа заперт вместе с нами. Как он может что-нибудь сделать Беренгарии?..

– «Как» – это вообще не вопрос, – отмахнулся Хайме. – Пара особых слов стражнику, или хоть тому же мэтру Барцелло, например – и можно спать спокойно, нужные люди обо всем позаботятся. А – зачем… Откуда мне знать? Мне кажется, подлинных мотивов Ангеррана де Фуа не разумеет никто, кроме самого де Фуа, да еще, пожалуй, того, кому служит он сам. Скажу одно: твой патрон – очень… скверный человек. Он тоже владеет Силой, но не такой, как, скажем, моя. Скорее он похож на моего старшего брата, Безумного Рамона. Темное, порочное Искусство…

– «Темной стороны силы остерегайся, падаван», – исключительно от врожденного цинизма проворчал Казаков – и тут же о своем цинизме пожалел. Произнесенная фраза, как гипнотический ключ, заставила вспомнить кое-что, о чем он предпочел бы забыть. Например, чудесным образом залеченное воспаление, которое не брали лучшие антибиотики двадцать первого века – аж зачесался отлично заживший шрам на плече. А потом Сергей вспомнил еще кое-что, вернее, кое-кого – и похолодел.

Некую колоритную личность, угощавшую его на Сицилии папиросами «Беломор» фабрики Урицкого и играючи осуществлявшую «холодные» ядерные реакции. Менявшую внешность одним движением пальца и весьма аргументированно ведшую со старшим лейтенантом Казаковым богословские беседы. Мессира де Гонтара, милейшего, умнейшего и душевнейшего собеседника, уверявшего, что он «действительно злой». Казаков тогда тоже так и не понял, чего же все-таки хотел сей мессир, однако легкомысленно пригласил его «заходить еще». Это было, кажется, совсем недавно и в то же время – ужасно давно, это было столь мимолетно, что почти забылось…

А вот теперь почему-то вспомнилось.

Старший лейтенант Сергей Казаков, в миру – барон Серж де Шательро, откинул со лба изрядно отросшие волосы и, прищурившись, долго смотрел на зимнее море, где совершали свои странные маневры корабли крестоносной эскадры.

– Добро , – наконец сказал он по-русски, не обращая внимания на вопросительно заломленную бровь Хайме Транкавеля. – Убедил, черт языкатый. Двум смертям не бывать, одной не миновать.

И, спохватившись, перевел на норманно-франкский. Получилось, конечно, совсем другими словами. Все-таки Казаков еще не слишком хорошо выучил этот язык.

Если прийти к принципиальному согласию заговорщикам было непросто, то разработать сколько-нибудь приемлемый (сиречь не выглядящий полной фантастикой) план побега оказалось и вовсе почти невозможно. Причем главной проблемой была даже не дворцовая стража, не замки-запоры, не высокие стены и не бурное море – в конце концов, это не столь уж серьезные препятствия для троих крепких и умелых мужчин. Третий, в силу некоторых обстоятельств, был необходим. Сошлись в итоге на кандидатуре Тедди-Медведя, коего вскорости также пригласили «подышать морским воздухом» и вкратце изложили суть. Шевалье Чиворт, между прочим, не имел ни малейших возражений – полное впечатление, флегматичный здоровяк только и ждал, пока к нему подойдут и пригласят спасти королеву английскую. А вот вопросов задавал много, сугубо конкретных и весьма по делу. Казаков нарадоваться не мог на толкового напарника, вот только…