ИММАНУИЛ ВЕЛИКОВСКИЙ - ЧЕЛОВЕЧЕСТВО В АМНЕЗИИ

В своей книге «По ту сторону принципа удовольствия» Фрейд говорит: «До этого он (ребенок) был пассивен, был поражен переживанием; но повторяя его, несмотря на причиняемое неудовольствие, в качестве игры, он брал на себя активную роль… В то время как ребенок переходит от пассивности переживания к активности игры, он переносит то неприятное, что ему пришлось. пережить, на товарища по игре и мстит таким образом тому, кого этот последний замещает» 1. При трасматическом опыте ужас и мучение играют решающую роль. Иногда воспоминание о травматическом опыте не стирается, тем не менее может постоянно присутствовать потребность его вытеснкть. Но она значительно выше, когда сам этот опыт исключен и принадлежит подсознанию. У жертвы амнезии, вызванной травматическим опытом, возникает необходимость повторения его со сменой ролен: жертва становится агрессором и переносит наказание на новую жертву.

Наследуются ли приобретенные черты – вопрос, который породил научные споры и изыскания еще со времен Ламарка. Он был сторонником идеи такого наследования, и обычно считалось, что Дарвин спустя два поколения стал его оппонентом. Суть состоит в том, что Дарвин в своей теории (1868) стоял на той позиции, что каждая клетка организма посылает свой отпечаток репродуктивным клеткам (семенам или плазме) и что таким образом происходит наследование родительских черт. При таком подходе приобретенные качества, естественно, станут наследственными. Новые особенности пшеницы или ржи, выращенных в измененной среде, могли передаваться по наследству: например, формируется шершавый стебель, если растение год за годом произрастало на широтах с коротким летом, ветреной осенью и поздней весной. Насколько долго может сохраняться такая наследственность, если растение вернуть к прежней почве и климату – основной предмет современных споров о наследовании приобретенных черт. Изменение в репродуктивных клетках (сперма, яйцеклетка) вызвало бы наследование новых черт; но установлено, что только соматические клетки подвержены вариациям. Однако нельзя отрицать, что химические процессы или эндокринные нарушения в организме могут решающим образом повлиять на клетки плазмы, и в этом случае потомство может приобрести наследственный дефект, который время от времени передается последующим поколениям. Вопрос, таким образом, упирается в проблему: могут ли внешние влияния – или через соматические клетки или непосредственно – воздействовать на репродуктивные клетки. Соматические клетки, из которых состоит тело живого организма, живут в течение определенного отрезка времени и возвращаются к метаболическому природному процессу, т. е. к праху. Однако репродуктивные клетки несут жизнь неведомым поколениям, используя конкретный организм как свое хранилище. Эти клетки потенциально бессмертны, хотя огромная их часть растрачивается впустую, как может засвидетельствовать это каждый, кто видел разбросанные семена деревьев или пыльцу, или думал о биллионах сперматозоидов, которые извергаются при каждом половом сношении, при том, что лишь один из них имеет шанс на оплодотворение. Поразительно, что эта бесконечная репродуктивная способность заключена в единичном микроскопическом сперматозоиде или яйцеклетке с наследственными характеристиками для бесконечной цепи будущих поколений. И дело не г том, что сперматозоиды наследуются и размножаются вновь, но в том, что новый организм имеет репродуктивные клетки, которые производят новую сперму и новые яйцеклетки. Если эти репродуктивные клетки подвергнутся какому-то сильному химическому, термическому или радиоактивному воздействию, некоторые новые особенности вполне могут стать наследственными, и это открывает путь огромным возможностям генетики.

Природные катастрофы, сопровождающиеся такими воздействиями, могли повлиять на репродуктивные клетки животного и растительного мира. Если, как уже не раз случалось, областью, вовлеченной в такую катастрофу, становится весь мир, тогда возникают великолепные возможности для мутаций многих видов и родов. Репродуктивные клетки могут подвергаться воздействию не только через сому (тело), но также непосредственно, с последующим возникновением и передачей новых характеристик. И поскольку одни и те же причины могут вызывать сходные изменения, особенно для тех организмов, которые производят более одного потомка одновременно, результатом будет сохранение новых форм, если только они жизнеспособны.

Вопрос о том, являются ли сильные впечатления, полученные органами чувств животных, основой инстинктов,. потребовал бы гораздо большей обстоятельности, чем позволяет объем данной книги, а также некоторых сложных экспериментов. Существование родовой памяти не означает, что впечатление, усвоенное одним поколением, может перейти в ламять последующих; оно означает, что впечатления, особенно травмирующие и повторяющиеся, испытанные большинством предков, могут стать устойчивыми, хотя и бессознательными, воспоминаниями или комплексом воспоминании, вызывающими адекватные реакции в соответствующих ситуациях.

Родовая память – это не странствия души, она представляет собой наследственную бессознательную память. И через родовую память мы можем считать себя как бы присутствующими при сценах какой-то ужасной катастрофы посреди разбушевавшейся стихии, опустошения, от которого не было защищено ни одно существо ни на суше, ни в море. Таким образом, аккумуляция генетической памяти может охватить каждого представителя видов и в наши дни, через генетические линии, которые он продолжает: все потомство восходит к тому самому поколению, которое стало жертвой травмы.

При приближении землетрясений животные, наделенные обостренной чувствительностью, убегают до того, как сейсмографы зафиксируют малейший толчок. Во время лесных пожаров животные, которые обычно живут в страхе перед другими животными, будут бежать вместе с опасными для них хищниками, захваченные еще большим страхом, в поисках убежища. Совершенно очевидно, что какая-то информация – называемая инстинктом – пробуждается и ак-тивизируется вместе с никогда не исчезающим страхом.

Родовая память видов – это реальный факт: она подсказывает дикому животному, как строить свое гнездо, как добывать пищу, как находить партнера для продолжения рода, как выживать в открытых пространствах или во время долгой зимы; но самый трагический опыт запрятан глубже всего, поэтому воспоминание о нем сопровождается чувством ужаса.

осьмидесятилетнии создатель психоанализа не _ исчерпал еще своих открытий и провидений. Вытесненная мысль требовала словесного выражения. «Если мы будем рассматривать человечество в целом как единичного индивидуума, мы обнаружим, что оно тоже слишком привержено иллюзиям, которые неподвластны логической критике и противоречат реальности. Если, несмотря на это, они (иллюзии) способны с такой силой захватывать людей, то исследование приводит нас к тому же объяснению, как и в случае с единичным индивидуумом. Они обязаны своей властью определенному элементу исторической истины, который выносят из забытого доисторического прошлого» 1.