Владимир Журавлев - Освобождение Чернигова

Вот так и вышел Илья со товарищи навстречу своей судьбе воинской неверной, когда то ли на шее гривна золотится, то ли с плеч голова катится.

За очередным поворотом Илья чуть не воткнулся в лежащую поперек свежесрубленную сосну. И ведь по уму положили, самой сучкастой вершинкой, да на дорогу.

— К бою!

Дружина показала, что не зря проходила воинскую выучку. Дружно лязгнули личины, закрывая уязвимое для стрел место. По коням ведь лесные разбойники бить не будут — кони для них самая добыча и есть. Двое сразу повернулись туда, откуда ехали — не ударили бы врасплох сзади. Боковые закрывают щитами себя и товарищей, а те, что в середке, уже и луки натягивают. Засада на лесной дороге — дело поганое. Вскачь вперед не пойдешь, через дерево-то. А обойти его по лесу тоже можно только в поводу, чтоб кони без ног не остались. Только и разбойникам лесным не слишком сладко сейчас: ждали-то утицу, а напали на сокола. С воинским отрядом, да хорошей выучки, биться — корысти мало, а крови много. И чьей — неизвестно еще. Потому вроде и нападать не торопятся. В засаде нападать сразу надо, пока не опомнились в ловушку зашедшие, не огляделись. Значит и не будут — сбегут. Только не таков Илья, чтобы спускать татям лесным их воровство. Тяжким ведь трудом пахарям хлеб их достается, вот и не любят они таких, хитрых, которые без труда чужое норовят прихватить. Коли головы да рук для разбойного дела хватает, так хватило бы и честным трудом от голода не помереть. По знаку предводителя следовавшие за ним две пары бойцов спрыгнули с коней и рванули вправо и влево от дороги разведать неприятеля.

— Эй! — раздался крик из леса — Кто таки будете?

— Я Илья из земли Муромской, еду на службу к князю Киевскому. А ты кто таков, что меня спрашиваешь?

— Слава богам, своего языка люди. Эй, не стреляйте, не разбойники мы.

На ту, за деревом, сторону дороги вышел из леса мужик с луком в руке и тулой стрел за плечом. Но сейчас лук был опущен, а одну стрелу он пихал обратно в тулу.

— А чего дорогу завалили? — грозно спросил Илья, все еще не выпуская из руки булавы — Кого остановить хотели-то?

— Осадили степняки Чернигов. Вот мы тут и встали, чтобы не допустить их до наших сел. Ну и тех, кто в Чернигов едет, заворачиваем, чтоб не попали в беду. Коли степняки всей ордой повалят, нам их конечно не сдержать. Так хоть побежим, успеем своих предупредить. А коли малый отряд грабить пойдет, так справимся в своем-то лесу.

За сосной на дорогу высыпали из леса мужики с оружием. В броне мало кто, а вооружены все больше луками и дубинами. Мирные их намерения были очевидны — обрадовались, что драться на этот раз не придется. Илья невесело усмехнулся: кто драться любит, тот всегда с подбитым глазом ходит, а кто драться не любит — того и вовсе вкровь бьют. Не любит жизнь смирных-то!

Можно и спешиться для разговора. Это точно не разбойники — своих, хлеборобов, да не узнать…

— А что князь ваш?

— Да коли был бы князь! Нету сейчас князя. Уехал, вишь, делить столы высокие. И всех ратных с собой увел. И свою дружину, и Черниговскую, родную. Осталась в Чернигове сотня ратников всего. Спасибо, изгоном степняки не взяли град — успели затвориться. Все на стены пошли — бабы, старики, подростки. Ну, теперь и держат осаду.

— А много тех степняков?

— Да, тыщ тридцать будет, говорят.

— До Чернигова далеко отсель?

— Ну, ежли на телеге, то к вечеру в аккурат доспеешь.

Илья подумал немного. К вечеру — верст пятнадцать, значит, будет. Ну да, стояли бы они тут, если бы степняков и впрямь было тридцать тыщ! Да от такого войска и князь со всеми воями Черниговскими не отбился бы. Давно бы приступом взяли. И все веси окрестные верст на тридцать бы пограбили, все поля бы табунами потравили.

— А откуда знаешь, что тридцать тыщ? В разведку ходил, что ли?

— Прибежали к нам беженцы из села Бугрова, вот они и сказывали. Степняки на них налетели и похвалялись, что много их, что теперь они тут править будут.

— А чего прибежали-то? Неуж степняки не побили всех, в полон не взяли?

— Не, в полон не брали. Пограбили только, с бабами потешились. Никого не убили, никого не пожгли. Сказали — теперь это их земля будет.

Илья еще подумал. Что-то не вяжется в этом рассказе. Никого не убили, не взяли в полон. Была бы их сила — какой хан своих удержал бы от такого? Полон ромеям или шемаханцам за серебро продать можно. А грабить в избах крестьянских что? Только ежели корм себе и коням. Остальное мало стоит, а серебра и вовсе нету. Значит, не для грабежа ходили те степняки. Значит главная цель их была — сказать, что много их, что сила у них великая. Чтобы страх среди людей посеять. А что в наставлениях воинов великих говорилось? Бойся не того врага, что сильным казаться хочет. Коли силу свою преувеличивает, значит слаб. Бойся того, кто силу свою преуменьшает. Значит, рассчитывает тебя в бою победить. Вот так-то. Выходит, там не только тридцать тыщ, но и три вряд-ли наберется. За помощью спешить может и надо, а только сперва нужно все досконально вызнать: сколько тех степняков, как вооружены…

— Как звать-то тебя?

— Гулятой кличут. Вишь, по лесам я гулять люблю, охотиться. А кто не любит-то? Князья-бояре, что-ли? Это-ж тебе не в поле спину гнуть. Не зря это дело охотой назвали. В охотку, значит, по желанию.

— Слышь, Гулята, проведать степняков надо. Кто бы нас сопроводил из здешних? А то я мест не знаю. Смекаю, что не так и много тех степняков. А чем меньше, тем легче от какого князя помощь получить.

— Да я и сам так… Только этих домоседов разве уговоришь? А один, что я могу? Да и боязно. А сопровождать вас я сам буду. Места, стало быть, знаю, а на миру и смерть красна. Главно — не одному степнякам под арканы соваться.

Другим утром уже настал срок Илье думать. Не соврал Гулята — места он знал и охотник оказался неплохой. По густому лесу шел — ветка не хрустнула, лист не зашелестел. А и угнаться за ним на коне пожалуй лишь рысью можно бы. Только вот ближе к Чернигову леса кончались, шли поля распаханные, пастбища. Но и речушек, окаймленных густыми кустарниками, тоже нашлось достаточно. Так что все расположение степняков высмотрели. Хитро, хитро встали те — враз и не поймешь, сколько их. А все узнали, где главный хан ихний сидит. Гулята еще и глазатый оказался. Шатров и впрямь три стояло ханских в разных местах. Да только у двух шатров стражи и днем спать отваживались. А под вечер тоже повезло — нарвались на разъезд степняцкий. Илья-то по лесам ходить неловок был, зато здесь не оплошал — под одним степняком мигом коня копьем сшиб. Второй успел повернуться, да ускакать не успел — Илья в него булавой кинул. Говорить-то тот уже после никак не мог, зато спешенного Гулята мигом сгреб. Не трусливого десятка мужик оказался-то. А после, в лесочке, от города подалее и расспросили пленного. Тот вроде сначала ни слова не понимал. Ну, и Илья слышал от проходящих несколько слов степняцких всего. Да только когда Илья вспомнил, что с братьями его сталося — второй раз ведь в жизни степняка увидал, так степняк на любом языке говорить готов был, лишь бы помереть побыстрее. Гулята и то в сторону ушел, чтоб разговора не слышать. Немного оказалось у Чернигова степняков — три сотни всего. Это они для страха только представляются, что тридцать тыщ. Ну и чтоб выкуп поболе взять. А на деле сидят небось как горлинка на веточке — того гляди ястреб пролетит. Ну, кто ястреб, а кто на мышь летучу едва тянет. С двумя десятками на три сотни не пойдешь. Пусть и сильны его вои, каждый трех степняков стоит, да сам Илья десяток побьет, но еще более двух сотен кто сдержит? А к князю не пошлешь. Где они, князья-то? Нет уж, тут не помощь нужна, а хитрость воинская. Так значит, степняки черниговцев пугают, что их тридцать тыщ, а сами только и боятся, как бы князь с войском не вернулся…