Алекс Гарридо - Любимая игрушка судьбы

— Все узнаешь, нетерпеливый. Кому же и узнать, как не тебе? Разве не с тобой это произойдет?

Акамие потупил взор. Но улыбку не спрятал, и, улыбаясь, попросил:

— Предскажи что-нибудь.

Старик опять довольно захихикал.

— Понравилось?

Акамие закивал головой, рассыпав звонкие бубенцы смеха.

Старик неожиданно ловким движением придвинулся к нему.

— Страшно будет… — выдохнул прямо в лицо.

Акамие отшатнулся, побелев.

— А больно? Больно будет? — запинаясь, выговорил он.

— Ты сам это сказал. Ты сам это сказал, Играющий с Судьбой, — удовлетворенно закивал старик.

Акамие вскочил на ноги.

— Ты злой сегодня! — он стиснул кулаки, на глазах выступили слезы.

— Нет, — глядя в сторону, возразил старик. — Я не злой. Я только правдивый.

Акамие постоял недолго и снова опустился на подушку. Несмело коснулся руки старика вздрогнувшими пальцами. Старик, по-птичьи наклонив голову, скосил глаз на Акамие.

— А? Ты хочешь спросить?

— Нет, я хочу ответить. Ты ведь спросил, что я выберу?

— Да, Драгоценность Хайра. Именно это и есть самое важное: что ты выберешь?

— Но что мне выбирать, если все уже решено? Судьба сплела свою сеть — кто вырвется из нее? Будет страшно, будет больно, и все будет, как будет. Даже ты уже знаешь, что будет — а мне только предстоит узнать… Что я могу выбрать, если знаю меньше тебя? И что я могу выбрать, если все заранее решено и известно?

Теперь вскочил старик. Замахал руками, зашипел на Акамие:

— Что ты! Что ты! Ничего еще не решено и ничего не известно!

— Но ты уже все предсказал?.. — с обидой и слезами в голосе воскликнул Акамие.

— А главное? Главное-то? А?

— Что — главное? — расширил глаза Акамие.

Старик фыркнул. Что-то очень быстро и от этого неразличимо ворча, он уселся и расправил вокруг себя полы своего ветхого одеяния. Недовольно глядя на Акамие, терпеливо объяснил.

— Будет больно? Будет страшно, а? А тебе разве все равно, ради чего это будет? — и требовательно воззрился на Акамие.

Тот пожал плечами.

— Не знаю. А разве есть разница? Разве от этого страх станет нестрашным? или боль — небольной?

Старик пылко закивал.

— Да-да-да! Ну конечно! Это же и есть самое главное. Я бы на твоем месте не тянул и не сомневался. Выбирай. Не каждому дается такая возможность: уж коли тебе суждено страдать, самому выбирать, за что.

— Что же мне выбрать?

— А? — старик, ехидно улыбаясь, приставил ладонь к уху.

— Как выбирать? И что выбирать? — упрямо повторил Акамие.

Старик вздохнул и безнадежно махнул рукой.

— Тебе ли и не знать, что самое дорогое? Разве ты мало читал свитков и таблиц?

— Любовь, — обреченно отозвался Акамие. И с надеждой взглянул на старика: — Или нет?

Старик промолчал.

— Все? — устало спросил Акамие. — Это все, что ты от меня хотел?

— Нет, — с притворным оживлением заговорил старик. — Но позволь прежде спросить, отчего ты не рад своему выбору?

— Ты сказал, что правильный выбор одолеет страх и утишит боль. От чего же бывает больнее, чем от любви? И что приносит больше страха? Или я так мало знаю о жизни, потому что я — житель ночной половины? Но здесь любовь убивает и делает более рабом, чем ты есть. Если я чего и боюсь, то ее. Хотя мне поздно бояться, я уже отдал ради нее самые заветные желания…

— Нет.

— Что ты сказал?

— Все, что хотел. Теперь слушай внимательнее. Ты еще кое-что можешь выбрать. Например, с кем вместе ты хотел бы сыграть в эту игру с Судьбой.

— И обречь еще кого-то страдать и мучаться вместе со мной? Подвергнуть его всем превратностям расшалившейся Судьбы? Не думал я, что в ее возрасте играют в игрушки!

— Что ты знаешь о возрасте Судьбы? Она еще младенец. Она рождается этой ночью.

Акамие посмотрел на старика со сложной смесью подозрительности и сочувствия.

Старик ласково улыбнулся ему.

— Все люди подвержены превратностям Судьбы, которая, как ты мне объяснял когда-то, переменчива. Но тот, кого ты выберешь, будет храним ею: игра до конца.

— А конец?

— Конец для всех один. Но ты-то проживешь до-о-олго… И выбранный тобою — тоже.

— Что ему за радость, если эта сторона мира станет для него тюрьмой?

— Слушай, мальчик, то есть, Созданный из вздохов видевших тебя! Судьба предлагает тебе выбирать — не для того же, чтобы обмануть тебя? Не ее это игры… Тебе суждено страдать за любовь, ты и будешь страдать. Но твоей боли и страха с лихвой хватит, чтобы оплатить любовь и счастье того, кого ты выберешь. Может быть, только это и будет спасением для него. Назови имя.

— Одно? — быстро спросил Акамие.

Старик рассмеялся.

— Ты щедр. Выбирай, сколько хочешь. Судьба любит тебя.

— Эртхиа.

— Так, Эртхиа ан-Эртхабадр. Дальше.

— Ханис.

— Прекрасно! Кто еще?

— Царь… — и Акамие смущенно улыбнулся.

— Нет. У него своя игра — его судьба уже сложилась.

— Но ведь моя жизнь не длиннее его жизни!

— Ты переживешь его.

Лицо Акамие осветилось радостным изумлением — и тут же слезы покатились из глаз.

Старик раздосадованно закряхтел.

— Вот и предсказывай тебе.

Акамие торопливо вытер слезы краем покрывала и оглянулся на зеркало: не смазал ли краску?

— Ну, теперь иди, — сказал старик и добродушно заметил:

— Царь заждался.

Акамие послушно поднялся и направился к двери. На пороге он обернулся.

— Зачем ты отравил мою радость? Дни и ночи будут пронизаны страхом и ожиданием неизбежного.

Старик замотал головой.

— Но как я смогу наслаждаться любовью царя, зная, что мне суждена разлука с ним?

— Посмотрим, что ты скажешь завтра… Слушай, Избегающий неизбежного, сейчас же ты все забудешь. Радость твоя не будет омрачена. Но когда придет твой час, ты вспомнишь, что выбрал сам — и страха не будет.

— А если я пожалею о своем выборе?

— Никогда, — твердо сказал старик, — никогда я не посоветую тебе того, о чем ты станешь жалеть.

— Благодарю тебя.

— А, ты понял… Что ж, могу я обратиться к тебе с просьбой?

— Ты — ко мне?

— Больше не к кому.

— Клянусь!.. — горячо начал Акамие…

— Остановись! — старик расстроенно покачал головой. — Как ты неосторожен… Ты узнай сначала, о чем просьба. Да и потом не стоит клясться. Даже тебе.

— Хорошо, — сказал Акамие, — я слушаю тебя.

— Есть один человек, судьба которого уже сплетена, и нить оборвана. Радости и любви ему достанется намного меньше, чем тебе, а боли и страха для него запасено с избытком… Жизнь его и смерть ничего не значат. Но и я умею жалеть. Однако сделать ничего не могу. Ты — можешь.

— Но что? Скажи…

— Не надейся, что не скажу. Но слушай очень внимательно, — предупредил старик. — Если ты выберешь и его, то, может быть, вплетешь в его узор нить золотую. Но знай: каждый, кого ты выбрал, увеличит твою боль и твой страх. Двое стоят больше, чем один, с третим цена возрастает…