Евгений Зубарев - 2012 Хроники смутного времени

— Я последний год много по частным заказам работал, ну, типа частного детектива. Кое-что заработал. Те

перь вот хочу свою охранную контору открыть.

Это объяснение меня вполне удовлетворило. Не то чтобы я был каким-то занудным моралистом, но слухи о способах заработка офицеров угро ходили самые причудливые. А за два года люди, бывает, меняются до собственной противоположности.

Мы подъехали к большому, новому, построенному за время моей армейской службы, супермаркету, и ? тронул Игоря за плечо:

— Тормозни здесь, мне еще продуктов домой купить надо.

Игорь рассеяно посмотрел на меня, потом на витри ну супермаркета и неожиданно сказал:

— Пошли вместе. Мне тоже надо всякой ерунды купить.

Мы прошли сквозь огромные стеклянные двери, смиренно раздвигающие свои стеклянные створки при одром лишь приближении человека, а потом поехали на i-скалаторе наверх, в продуктовый зал, занимающий весь второй этаж.

Мы успели пройти ползала, двигаясь к стойке с замороженными продуктами, когда вдруг стало абсолютно темно — будто треснули по макушке ломиком и упаковали в мусорный мешок.

Я прошел по инерции пару шагов и с разбегу ударился лбом об полку с товарами. Что-то твердое и угловатое полетело сверху мне на голову, а потом и за спину, и я услышал, как сзади возмущенно ругнулся Палыч:

— Что за дерьмо ты там на меня роняешь!..

— Хотел бы я это знать… — пробормотал я, нашаривая на поясе свой любимый швейцарский ножик. Там, помимо прочих полезных прибамбасов, имелся маленький светодиодный фонарик.

Я посветил вокруг себя, но мощности фонарика хватило лишь на мои ноги да на встревоженную физиономию Палыча.

— Сходили, понимаешь, за хлебушком,— снова ругнулся Игорь.

Темень вокруг была абсолютной, и мне тоже стало не по себе.

— Надо выбираться.— Я показал лучом, куда следует двигаться. –

— Нуты и дятел! — возмутился Палыч.— Мы же оттуда пришли!..

Он замахал рукой совсем в другом направлении, и я начал яростно с ним спорить, пока вдруг не услышал странные звуки.

За соседними полками раздавалось отчетливое чавканье и хруст. Я посветил туда, целясь в проемы между стеллажами, и увидел худощавую женщину в строгой светлой блузке. Женщина держала в руках открытую банку икры и ела ее, зачерпывая пальцами. Рядом стоял мужчина, видимый мне только со спины, но он тоже ел — это было понятно по громкому чавканью и шевелению его приплюснутых ушей.

Мужик обернулся на свет и крикнул мне с набитым ртом:

— Ну, и хули ты тут светишь?! Прометей, бля, выискался!..

Палыч заржал и взял меня за плечо:

— Пошли отсюда. Здесь через пару минут такое начнется!

Он оказался прав — началось такое, что мне стало стыдно за принадлежность к роду хомо сапиенс.

Сотни невидимых, но очень активных покупателей на ощупь вскрывали деликатесы и не ели, а именно жрали их, торопливо заталкивая руками в рот непослушные кусочки. Обмениваясь короткими восклицаниями, группы граждан метались между полками, сообщая друг другу об открытии очередного месторождения деликатесов или выражая горечь попаданием на полки с макаронами.

Справа, среди стеллажей со спиртным, и вовсе происходила вакханалия — в горлышко одной из бутылок с чем-то крепким вставили фитиль и, используя эту бутыль как источник ясности, находили самые дорогие и элитные напитки. Лучше всего шли коньячок с виски, потому что открывать французские вина могли лишь немногие запасливые счастливчики, имеющие при себе штопор.

Потребители спиртного вели себя намного более развязно, чем тихо чавкающие пожиратели деликатесов. Правда, за те несколько минут, что мы с Палычем прибирались к выходу, раскрепостились все — целые делегации мародеров обменивались дружескими визитами, меняя награбленные продукты на спиртное и наоборот. Люди перестали стесняться — повсюду слышались разудалые крики и женские визги:

— Люди, кушайте, но только не подавитесь!

— Это я удачно зашел!..

— Икра-то просроченная! Горчит! Вот суки, а!..

— Ешь ананасы, рябчиков жуй!

— Товарищи, ешьте буржуазию!

— На вынос не получится — там архаровцы стоят, обыскивают…

Действительно, на выходе между рядами касс выстроились несколько человек в черной форме с фонариками в руках. Они были очень рассержены и повторяли выходящим из зала пьяным и сыто икающим посетителям одно и то же:

— Вынос продуктов из зала будет рассматриваться как кража! Ничего брать не разрешается! Выходите, не задерживайтесь!

Ближайший к нам охранник осветил нас с Палычем и изумленно закричал на весь зал:

— Трезвые?!

Он начал было ощупывать свободной рукой наши тела, но Палыч тут же брезгливо отпихнул его и сказал:

— Не суетись. Мы ничего не взяли.

Охранник слегка набычился, встал в проходе и начал осматривать нас с помощью фонаря:

— То, что не брали, я вижу. Но почему не пили?

Палыч молча протиснулся мимо него к выходу, а явслед за ним, бросив охраннику на прощание:

— Сифак лечим, чего непонятного.

— А-а,— посочувствовал охранник.— Вот ведь не повезло!

Мы сели в машину и, пока она заводилась, молча смотрели на темный куб супермаркета, из которого доносились слышимые теперь уже на улице радостные крики и даже песни в хоровом исполнении.

— Анекдот в тему знаешь? — вдруг спросил Палыч,заводя машину.

Я пожал плечами, и он продолжил, выруливая от обочины на темный проспект:

— Два журналиста жрут на халявном фуршете. Ну,метут все подряд, только писк за ушами стоит. А третийстоит, не ест ничего, не пьет. Они его спрашивают —ты чего, коллега, заболел? Он им отвечает — да нет,просто я ем, только когда мне хочется. Тогда они ему в ответ, хором — нуты прям как животное!..

Я засмеялся, а Палыч, не отрывая взгляда от дороги, грустно заметил:

— Сколько раз такое вижу, каждый раз удивляюсь —как же люди недалеко ушли от животных.

— Где это ты такое уже видел? — удивился я.

— Где я видел, как ведут себя люди, дорвавшись до халявы? —переспросил Палыч.—да я всю жизнь за этим наблюдаю! От однокурсников на овощебазе до чиновников, которые цилят госбюджет.

— А-а, ты в этом смысле… — Я уважительно кивнул.

— А смысл всегда один: человек — это недоделанная человекообразная обезьяна,— Жестко сказал Игорь и затормозил.

Как выяснилось, прямо возле моего подъезда.

Ничто так не вызывает желание заткнуть уши, как немые женские вопросы. Сначала Ленка прыгала от радости (почти всю среду и еще часик-другой с утра четверга), узнав, что этим летом полетит с Лизкой отдыхать не к маме в Мурманск, а в настоящее теплое зарубежье. Но, отпрыгав положенное, она стала странно на меня посматривать своими серыми серьезными глазищами, и я, конечно, догадался, о чем она хочет меня спросить.