Сергей Конарев - Балаустион

— Выражайся яснее, любезный Мелеагр, — попросил Эфиальт, жестом запрещая рабу подливать ему в кубок вино. — Мы ведь договорились о полной откровенности….

— Как тебе будет угодно, стратег, — пожал худыми плечами Мелеагр. — Я говорю о вопросе вступления Спарты в Ахейский союз, который будет поднят нашим высоким гостем-консуляром. Боюсь, эта проблема окажется куда как более сложной….

Ахейцы обменялись смущенными взглядами. Похоже, большинство присутствующих были огорошены такой осведомленностью их спартанского собеседника, всерьез полагая, что тайная миссия действительно является тайной.

— Как ты считаешь, может она разрешиться тем же способом, что и затруднения с навархом Каллибротом? — помолчав, осторожно спросил Эфиальт.

Критий, не в силах сдерживаться, затряс Ореста за плечо. Тот оторвался от глазка, с досадой посмотрел на него.

— Ты слышал, командир, что они говорят о навархе? — горячо зашептал Критий в ухо товарищу.

— Ну и что? — дернул плечом младший сын Павсания.

— Как «что»? Ведь этот Каллиброт — отец Галиарта, который нас сюда послал, — отвечал Критий с таким видом, как будто этим все было сказано.

Орест с сомнением поглядел на друга, пожал плечами и вернулся к наблюдению. Критию ничего не оставалось делать, как последовать его примеру.

— … пустить в дело подкуп, угрозы, лесть, уговоры и прочие методы воздействия, — говорил меж тем Мелеагр. — Не сомневаюсь, что и вам, и господам Нобилиору с Лисистратом придется приложить колоссальные, я бы даже сказал, беспрецедентные усилия, чтобы заставить спартанцев пойти на этот шаг.

— И кто же из влиятельных людей, по-твоему, будет наиболее упорно сопротивляться?

— Ну, во-первых, конечно, Пирр Эврипонтид и его партия, сторонники изгнанника-царя Павсания, который, кстати, вполне может перестать быть изгнанником, причем в самом ближайшем будущем. Во-вторых, эфор Фебид, который ляжет костьми, но сделает все, чтобы Спарта осталась в нынешнем привилегированном положении. Кроме того, весьма вероятно, что в числе противников подобного объединения окажется и правящий дом Агиадов. Они весьма дружелюбно настроены как к ахеянам, так и, тем более, к римлянам и Македонии, но данный союз существенно подорвал бы их собственную власть, и вряд ли стоит винить их, если они будут против него бороться.

— Боги, да в какой же мере подрывается их власть? — воскликнул Эфиальт. — Все города, входящие с союз, совершенно самостоятельны, сохраняют все структуры самоуправления и….

— Полно, господин Эфиальт, — вежливо прервал его Мелеагр. — Ты сам призывал к откровенному разговору, а теперь пытаешься лукавить… Право, не стоит. Прибереги свой пыл и доводы для тех, на кого они могут подействовать.

Эфиальт поднял обе руки и наклонил голову в знак согласия.

— Кроме Агиадов, — продолжал спартанец, — тайными противниками присоединения к Ахейскому союзу могут стать — и станут — верная половина геронтов, многие из военных и немалая часть аристократии. И, без сомнения, народ тоже выступит против, причем, боюсь, достаточно активно. Под народом я имею в виду граждан-спартанцев, так называемое сословие гоплитов. А они составляют костяк армии и голосуют в народном собрании. Не побоюсь сказать, что именно в сопротивлении граждан и будет состоять ваша… извините, наша проблема.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Можно сломить Эврипонтидов, уговорить Агиадов, проигнорировать Фебида, улестить и подкупить геронтов, но как вы сделаете все это в отношении десяти тысяч граждан-гоплитов?

— Не хочешь ли ты сказать, что сия проблема неразрешима? — сохраняя внешнее спокойствие, спросил Эфиальт, верховный стратег Ахейского союза.

Мелеагр ответил, и у сидевших в потайной комнате мальчишек от его слов мороз пошел по коже.

— Неразрешимых проблем не существует. В принципе. Хотелось бы ошибиться, но, к сожалению, я вижу только один выход. К сожалению, потому что уверен, что наверняка его вижу не только я… Вы хотели откровенности, господин верховный стратег? Извольте: спартиатам придется смириться с присоединением к союзу, только если на том берегу Эврота будет стоять ахейское войско в полста тысяч мечей.

В трапезной наступило молчание. «Волчата», засевшие в чулане, в ужасе воззрились друг на друга. Даже они, несмотря на свой юный возраст, понимали смысл того, что сейчас было произнесено.

Внизу, у лестницы раздался шорох, заскрипели ступени, и из люка показалась патлатая голова Бианта.

— Вы чего тут? Вроде за кем-то подглядываете, да? — продудел он в манере, заменявшей ему шепот. У Крития волосы встали дыбом: он был уверен, что в трапезной их услышали. К счастью, это оказалось не так, собеседники как раз в этот момент возобновили разговор. Орест, убедившись в этом, глянув в отверстие, повернул к здоровяку перекошенное от ярости лицо.

— Пш-ш-шел на место, придурок! — прошипел он с таким бешенством, что Бианта словно сдуло сквозняком. Сбежав по лестнице, он понуро отправился на свой пост у двери. Проклятье! Бесы его дернули полезть туда, все проклятое любопытство! Судя по настроению командира, по возвращении в агелу не избежать хорошей взбучки….

В этот момент снаружи раздался топот бегущих ног. Осторожно приоткрыв дверь, Биант выглянул в коридор и увидел вывернувшего из-за угла Еврипила.

— Эй, Мыш! — открыв дверь шире, позвал товарища обрадованный здоровяк. И осекся: из-за того же угла появились гнавшиеся за «волчонком» двое мужчин в легких кожаных панцирях, судя по всему, из охраны ахейцев.

— Дурак!!! — завопил Мыш, бросаясь мимо двери вглубь коридора. Но в этот момент один из преследователей подсечкой подбил ему ноги, и щуплый мальчишка полетел через голову, несколько раз хорошенько саданувшись о пол и стену. Из-за угла выбежали еще несколько охранников. Биант, отчаянно взвыв, захлопнул дверь, но она тут же подалась под мощным пинком снаружи, распахнулась, ударив «волчонка» по носу и опрокинув его наземь.

В помещение вошел ухмыляющийся верзила в хитоне без рукавов, открывавшем всеобщему обозрению вздувшиеся мышцами руки. Его цепкий взгляд усек движение в темном потолочном люке, — скрывавшиеся там Орест и Критий отдернули головы, увы, слишком поздно. Пухлые, рассеченные давнишним шрамом губы охранника разошлись в щербатой улыбке. Мягким, не сулившем ничего доброго голосом, он пропел:

— Эге, соплячки-дурачки! Вылезай! Попались, крысята!

— Ты не передумал? Ради богов, еще не поздно все отменить, — голос Архелая дрогнул.

— Снова за свое, уважаемый Архелай? — Леотихид со смехом опустил ладонь на плечо похожего на медведя эфора. — Мы же договорились, что все пройдет мирно, и пользу от этого разговора получу не только я, но и ты.