Сергей Конарев - Балаустион

Прав был Энет — несчастливый день сегодня. Перед афинянином стояла мечница Паллада, с интересом разглядывая его собственный меч-астрон, который она успела придержать за рукоять, когда сбила молодого воина с ног.

— Ты опоздал на вечеринку, афиненок, — презрительно процедила Арсиона, глядя на Леонтиска сверху вниз, хотя была ниже его на полголовы. — Однако боги справедливы — и зверь бежит на ловца. А зверь у нас нынче — целый афинский львенок, пусть и весьма плюгавый.

— Что значат твои слова, Арсиона-мечница? — багровея от унижения, потребовал Леонтиск. — Я всегда относился к тебе с уважением и, в отличие от многих, никогда не говорил дурного.

— Что мне за дело до твоего ко мне отношения, афиненок? — нервно хмыкнула Арсиона. — Ты еще скажи, что без ума от меня, наобещай с три короба и попроси уехать с тобой — и будешь ничем не отличим от своего больноголового дружка, да не откажет ему Харон в переправе.

— Ты видела Эвполида? — воскликнул молодой воин, вскипая. — Что ты… вы с ним сделали? Что за игру опять затеял наш рыжий стратег-элименарх?

— Заткнись! — она опасливо зыркнула в сторону площади, затем снова перевела на афинянина взгляд, в котором плескалась напряженная работа мысли. Леонтиск уловил в ее глазах неуверенность и сделал шаг вперед:

— Арсиона, послушай, не дело девицы ввязываться в мужские дела….

— Стой на месте, долдон афинский! — резко прервала она, полоснув взглядом как плетью.

— А если не послушаю, что ты сделаешь? — он позволил себе еще один шаг.

— У нас с тобой один меч на двоих, — прошипела она, и Леонтиск только теперь заметил, что мечница и впрямь без своей любимой спаты, да и одета в женское платье, в котором ее отродясь никто не видал. — И этот меч — у меня. Неплохой, кстати, мечик. Ручаюсь, что смогу одним ударом снести с плеч твою дурную башку.

Арсиона снова нервно покосилась в сторону храма, и ее лицо вдруг окаменело. Спустя миг и Леонтиск увидел группу молодых людей, решительно поднимавшихся на Лимнеон со стороны Скиады. Среди них выделялась узнаваемая плечистая фигура Энета. Разглядеть афинянина и мечницу эврипонтидам пока еще мешало расстояние и несколько толстенных платанов. Нужно лишь сделать десяток скачков, вырваться из-под погибельной сени рощи, куда заманила его собственная глупость….

— Ну, вот и конец тебе, афиненок, — хрипло произнесла девушка, поднимая меч.

— Ты не посмеешь, — выдохнул он.

— Я? Не посмею? — оскалилась амазонка. — Так ты меня плохо знаешь, да, афиненок? — карие глаза сузились, целя, куда ударить, астрон матово блеснул у ее щеки. — Да, покойник?

— Погоди, погоди! — Леонтиск вдруг отчетливо понял, что она не блефует, что она вот-вот ударит, и этот изумительный клинок спустя удар сердца предательски бездушно вонзится в грудь своего хозяина, без труда рассекая плоть, внутренности и кости, проколов одежду, выйдет из спины. Холод пробрал молодого воина до костей, между лопаток отчаянно зачесалось. Погибнуть от рук женщины — какая нелепица! — Я не буду… их звать. Чего ты хочешь?

— Лицом на землю, бы-ыстро! — бешено, сквозь зубы скомандовала Арсиона. Леонтиск повиновался, словно во сне, ткнулся коленями-локтями-щекой в мокро шуршащие палые листья. Мечница заломила ему руки за спину, уверенно стянула кисти ремнем от ножен астрона. По ее требованию молодой воин открыл рот — только для того, чтобы принять в него едва ли не половину собственного хитона, разорванного крепкими руками амазонки.

— А теперь поднимайся. И бегом, подальше отсюда.

Леонтиск неловко встал, покачнулся — связанные руки мешали сохранять равновесие. Не в силах поднять взгляда от жгучего стыда, он уставился под ноги, почему-то подумав, что, наверное, имеет крайне жалкий вид с этой тряпицей, торчащей изо рта. «Лучше мне было умереть», — подумал афинянин, однако, повинуясь тычку в спину, послушно побежал в глубину старой священной Платанисты — прочь от друзей, спасения и позора. Прочь от немедленной смерти. Прочь. Он бежал сквозь сумрак и стыд, спотыкаясь, задевая плечами шершавые стволы и чувствуя за спиной ту, кого ненавидел сейчас с такой силой, что кровавый туман застил глаза. Сколько прошло времени до того момента, когда она скомандовала: «Стой!», Леонтиск не знал, ему было все равно. Он остановился, оперся локтем на очередной обомшелый платан, и лишь успел пару раз вдохнуть-выдохнуть сырой воздух, когда затылок вдруг раскололся горячим взрывом. «Неужели женщина может так ударить?» — удивился афинянин прежде чем упустил нить сознания.

Энет, Галиарт, Феникс и еще несколько сторонников Эврипонтидов огляделись, выискивая Леонтиска, но того нигде не было видно. Постояли, подождали, посовещались недоуменно, но все без толку — афинянин, опережавший их, по словам Энета, не более, чем на треть часа, как будто провалился сквозь землю.

Площадь перед стоявшим на отшибе храмом, поросшая пробившимися через стыки камней пучками травы, казалась вымершей. В переделах видимости находились лишь несколько жриц в белых одеждах, стоявших под серой колоннадой храма, да пожилой илот с метлой в руках, старательно сгребавший с провалившихся тут и там ступеней нанесенные из близкого леса листья. Жрицы, впрочем, завидев приближающихся военных, исчезли в глубине храма. Илот, подслеповато щурясь, припомнил, что видел молодого человека. Да, одного, второго не видел. Тот, первый, встретился с девушкой. С одной, а не двумя, совершенно точно, господин. Поговорил немного и ушел с ней. Куда? Кажется, в лес. Да, точно, в лес. Обратно? Не знаю, господин. Я ведь работаю: то сгребаю, то отношу. Может, и возвращались, а, может и нет. Совершенно согласен, господин, я старый тупоголовый мул. Прости, господин, не знаю. Не знаю. Не знаю. Не знаю.

— Идем на гору, — решительно бросил расспрашивавший раба Феникс остальным. — Раз афинянин с девицей встретились, я догадываюсь, где они могут быть.

— Осторожно идти надобно, — пробурчал Энет. — Где-то здесь засада.

Держа руки у мечей, отправились к небезызвестной многим старой беседке в лесу. Перспектива застать Эвполида в пикантной ситуации никого не смущала. Наоборот, явилась бы поводом для величайшего облегчения. Но мало кто — и менее всего Энет — верил, что все обойдется. Эх, предупредил ведь тот паренек у ворот Персики, поведал, что серьезные намерения против афинян имеются, а Леонтиск попер наобум, один, и вот — сгинул. Где искать теперь его? Кто может желать зла Эвполиду и Леонтиску, и даже им обоим вместе? Горгил-убийца, Агиады, римляне? Ох, сомнительно — кто они такие, эти афиняне, зачем кому-то затевать целую канитель, чтобы убрать их? Нужно было допросить того малого, что предупредил их, и через его «серьезного человека» искать концы. Эх, а ведь они даже имени отрока не спросили — и тот канул в Спарту, как рыба в Эврот.