Сергей Конарев - Балаустион

Прошло несколько часов. Афинянину они показались несколькими сутками. Стылая скамья впитала последние остатки тепла, хитон намок от капавшей с потолка воды. Крысы любопытно кружили у самых ног пленника, почти не обращая внимания на его неловкие попытки отогнать их. Неумолчные стоны из соседней камеры терзали слух и нервы почище напильника. Кроме того, Леонтиск жутко проголодался. Несколько раз он пытался докричаться до тюремщиков, требовал еды и ругался до хрипоты. Они не обращали на афинянина никакого внимания, всецело отдавшись азартной игре в кости. Он слышал их восклицания — то вопли радости, то смех, то богохульства, — стук костей и звяканье меди.

Одна из крыс, подкравшись, укусила Леонтиска за палец ноги.

— Ах ты, мразь хвостатая! — выругался он. — Ну, я тебя проучу, клянусь Меднодомной Афиной!

Крыса отбежала на безопасное расстояние и замерла посреди камеры, нагло глядя на человека блестящими бусинами глаз. Задвинув ноги под скамью, молодой человек терпеливо ждал, пока грязная тварь, осмелев, не приблизилась снова.

— Ха! — он резко выбросил ногу. Крыса метнулась в сторону, но опоздала: подбитая подошва сандалии припечатала ее хвост к полу.

На лестнице послышался отчетливый звук шагов: кто-то спускался. Возможно, по его душу. Хм, нужно завершить дело. Леонтиск, не отрывая подошвы от пола, подтащил верещавую крысу поближе и сильными ударами другой ноги превратил ее в мохнатую окровавленную лепешку.

— Харет, — позвал сильный мужской голос.

— О, господин стратег!

Зацокала по полу выроненная с перепугу игральная кость.

— Где ублюдок?

— Который из них, господин стратег? — голос палача прозвучал заискивающе.

— Разумеется, последний! Я же спросил — «где ублюдок?», а не «где мудак?»!

— Гы-гы-гы! — оценил остроту Харет. — Ублюдок — здесь, во второй. Открыть?

— Да поживей.

Дверь камеры отворилась. Афинянин глянул на вошедшего и стиснул челюсти. Даже в полумраке подземелья он сразу узнал эту высокую подтянутую фигуру и рыжую шевелюру. Леотихид-Рыжий! Леонтиск вдруг похолодел от неожиданной догадки — боги, Полиад что-то там говорил о том, что Эвполид целовался с Арсионой. Как такое вообще могло произойти? Но, если предположить, что сын Терамена, страстно грезивший об Арсионе, добился своего… Неужели они тут лишь из-за того, что Леотихид решил наказать наглеца, прикоснувшегося к его подруге? Эх, говорили друзья Эвполиду, предупреждали, что никто не смеет лезть к Арсионе, никто не… Авоэ, стоп, что за нелепость? Не нужно путать причину со следствием. Пожалуй, Эвполид не потому здесь, что целовался с Арсионой, а целовался с Арсионой, потому что должен был очутиться здесь. Или…?

Эти мысли сумбурным вихрем пронеслись в голове молодого воина. Тем временем Леотихид, с сомнением оглядев услужливо принесенный тюремщиком табурет, все же сел, брезгливо завернув край белого, с золотыми львами, плаща.

— Добрый вечер, афиненок, — сладко улыбнувшись, промурлыкал Агиад. Его глаза с видимым удовольствием скользнули по медному ошейнику, притягивающему пленника к стене. — Или лучше назвать тебя обосравшимся львенком?

— Не изволишь ли объяснить, что происходит, и что тебе нужно от меня, стратег Леотихид? — со всей возможной холодностью процедил Леонтиск. — А также от моего друга Пилона, похищение которого, кстати, может привести Лакедемон к серьезному разладу с полисом афинян. Потому что, да будут тебе известно….

— Ох, да знаю, знаю, — язвительно усмехнулся Агиад. — Потому что этот твой Пилон — на самом деле никакой не Пилон, а Эвполид, сын афинянина Терамена Каллатида. Это ты хотел сказать? Увы, несчастный афиненок, могущество этого человека давно истаяло, и Спарте ничем не грозит его гнев. Так что напрасно твой дружок Пилон пыжится в камере, надеясь, что при звуке имени его родителя двери темницы немедленно отворятся. Какой наив! Авоэ, напротив, его взяли именно как Эвполида, сына Терамена, и только благодаря тому, что его настоящее имя стало известно, этой ночью он из любителя женщин превратится в безразличного, немножко обезображенного мертвяка. Тебя, кстати, ждет то же самое.

— Это блеф! — зло бросил Леонтиск. — Вам не за что нас убивать. Не за что!

— Ну, насчет того, что не за что, так это вопрос спорный, — скривил губы Леотихид. — Я бы, например, прикончил тебя только за то, что ты друг Эврипонтида. Клянусь богами, для меня это вполне достаточное основание! Однако твоя смерть — не мое желание, я имею к этому делу весьма отдаленное отношение. Мне даже жаль тебя немного. Потому что человек, который будет тебя убивать, намерен проделать это постепенно и, предполагаю, небезболезненно. И, поверь, это не блеф.

— Но почему, за что? — афинянин дернулся, но цепь остановила его порыв. — Кто этот человек? Могу я узнать его имя?

— Ты о нем слышал. Это некий Горгил, известный наемный убийца.

— Горгил? — Леонтиск впервые по-настоящему испугался. — Но ведь он приехал в Спарту….

— Да, да, убить Эврипонтидов, это каждой собаке известно, — усмехнулся Леотихид. — Но убить Пирра, видишь ли, как-то не получается, вот мастер и решил немножко подзаработать. На еду, на вино, на девочек….

— Хочешь сказать, что ему заказали мою жизнь? И Эвполида? — Леонтиск не оценил шутки. — Но кто? Кому мы перешли дорогу?

— О, не буду утомлять тебя подробностями, тем более, что сам в них не вдавался, — небрежно махнул рукой Агиад. — Думаю, мастер сам все расскажет, причем намного подробнее, чем тебе бы хотелось. Ты встретишься с ним через несколько часов, ночью.

Леонтиск откинулся к стене, звякнув цепью, немного помолчал, собираясь с мыслями, затем спросил:

— Тогда какая твоя роль в этом деле, стратег-элименарх Леотихид? Ты послал свою женщину совратить Эвполида, твои люди привели сюда меня… Почему ты помогаешь Горгилу? Или ты так же, как Горгил, будучи не в силах дотянуться до ненавидимого тобой Эврипонтида, желаешь причинить Пирру вред, убивая его друзей?

— Ненависть — далеко не единственный мотив, — пожал плечом рыжеволосый стратег. — Не хочу тебя обидеть, афиненок, но ты — никто, мелкая разменная фигура в большой игре. Ты никогда мне не нравился, с того самого момента, как появился в агеле, но причина моего сотрудничества с господином убийцей бесконечно далека от связи с твоей персоной. Посвящать тебя в детали не буду, иначе получится, как в плохой драме, где злодей рассказывает плененному герою все свои тайны, а тот потом чудесным образом освобождается. Нет, лучше нарушить канон: я тебе ничего не рассказываю, а ты спокойненько, не создавая ненужных хлопот, умираешь.

— Думаешь, это сойдет тебе с рук? — ядовито прошипел Леонтиск, с треском сжимая кулаки. — Если об этом узнают мои друзья, они найдут тебя и под землей. Если об этом узнает мой отец, он наймет десять Горгилов, чтобы….