Сергей Конарев - Балаустион

Властный и грубый голос отдавал команды.

— Трое — на ту сторону, живо, отрежете ублюдков от дома. Вы двое здесь, со мной.

— Есть, гиппагрет, — отозвался хриплый бас. У Аркесила волосы стали дыбом. Гиппагрет! Скорее всего, Ясон Гиспеминид, по прозвищу Циклоп, верный пес Эвдамида. Хромой послал номаргов, чтобы подготовить эврипонтидам ловушку!

— Гиппагрет, прикажи своим молодцам, чтобы не убивали всех. Пара-тройка живых мерзавцев пригодится для суда, — Аркесилу, кажется, был знаком этот холодный, с едва заметными смешинками, голос.

— Слышали малыша, ребята? — заклекотал номарг. — Постарайтесь….

— Командир, Феанид сигналит, — прервал гиппагрета один из солдат.

Аркесил тоже увидел человека, сигналящего факелом из дома напротив. По идее, и он должен был видеть Аркесила. Если наблюдатель, несмотря на темноту, разглядит, что притаившийся за углом человек с лошадью явно не из своих… его, Аркесила, жизнь немногого будет стоить.

— Вижу, — отозвался голос со смешинками, а Циклоп засмеялся:

— Значит, идут, засранцы. Иду-ут!

— Авоэ, гиппагрет, действуй.

Сердце Аркесила стучало, как кузнечный молот. Еще минута-другая, и отряд Лиха, выходящий из дома Эпименида, попадет в западню. И бесполезно скакать за Брахиллом и его солдатами, не успеть, да и не посмеют они заступить дорогу воинам из Трехсот.

Решение пришло, и Аркесил, схватившись за гриву коня, взлетел ему на спину и от души хлестнул болтавшейся на кисти плетью. От неожиданности пегий заржал, но послушно отправился с места в галоп. Проскакав перед самым носом номаргов — какая уже, к псам, скрытность! — олимпионик поскакал прямо к воротам особняка Эпименида. И вовремя — Тисамен уже открывал калитку, за его спиной в сумраке виднелись и неясные силуэты остальных.

— Назад, в дом! — что есть мочи завопил Аркесил. Тисамен, опешив, тупо глядел на него, что-то спрашивал, но Аркесилу было не до того, он спиной чувствовал мечи Трехсот и продолжал надрываться, вздымая храпящего жеребца на дыбы. — Засада! Запирайтесь в доме! Скорей! Я — за подмогой!

Кажется, поняли. За спиной Тисамена появилось искаженное лицо Лиха, затем калитка резко захлопнулась. Аркесил обернулся через плечо. Рослые фигуры едва показались из переулка и топтались на месте — видимо, их командиры срочно соображали, что делать дальше.

Пегий уже пронес своего седока мимо белого забора Эпименида, приближаясь к перекрестку. Вообще-то, чтобы попасть к дому полемарха Брахилла, Аркесилу нужно было скакать в обратную сторону, и сейчас он колебался — попытаться прорваться мимо врагов или выбрать кружной путь, вокруг стадиона?

Олимпионик оглянулся. В каких-то пятидесяти шагах позади серые тени стремительно пересекали улицу по направлению к особняку, где заперся отряд Лиха. Значит, номарги приняли решение. Пора сделать это и тебе, дружок. Аркесил внезапно понял, что если поскачет кружным путем, то не успеет привести подмогу. Зная способности номаргов, можно не сомневаться, что они управятся с горсткой молодых воинов, а насколько быстро это произойдет, зависело только от конструкции здания. В любом случае, вряд ли обычный дом будет слишком удобен для обороны. Стало быть, нужно спешить.

Аркесил закончил эти размышления, уже развернув коня и пустив его в галоп точно посередине улицы. Увы, была она не слишком широка, и противники решили этим воспользоваться. Высокий муж в шлеме с черным султаном что-то каркнул, указывая на него, и тут же трое или четверо номаргов бросились наперерез несшемуся вскачь жеребцу Аркесила. Олимпионик похолодел: в их руках блестели обнаженные мечи. Им стоит лишь подсечь ноги коню… и не стоит надеяться, что кто-то из Трехсот побоится скачущей лошади. Или?

Размышлять было некогда. Зубы щелкали в такт стуку копыт, ночной воздух резал лицо холодной бритвой, темные фигуры стремительно приближались. Аркесил направил коня на того, что стоял ближе всего к переулку. В последний миг тот ловко отскочил в сторону, отведя руку с мечом, но Аркесил, наклонившись вбок, от души хлестнул его плетью по лицу. И номарг промахнулся! Конь дико заржал, пронесшись мимо него. Это произошло быстро, быстрее, чем Аркесил успел по-настоящему испугаться.

— Нет, не надо! Нужно схватить его живым, — закричал тот, что разговаривал в переулке с гиппагретом. Видно, кто-то собирался достать всадника, бросив ему в спину копье. — На коней, за ним! Догнать!

— Ну, это мы посмотрим, идиоты! — усмехнулся сквозь зубы Аркесил, услыхав за спиной звук погони. Молодой спартанец с детства любил лошадей, был лучшим наездником в Первом лохе, да и Олимпийские игры выиграл именно в скачках. Эх, лихая была потеха! Из двадцати трех участников к финишу пришли девять и еще три лошади без седоков, остальные стали частью жуткой кучи-малы, вызванной одим-единственным споткнувшимся в самом узком месте ипподрома жеребцом. Аркесила каждый раз передергивало при воспоминании о том, как ему в последний момент удалось отвернуть скачущего во весь опор коня в сторону от страшой свалки из бьющихся лошадей и покалеченных, орущих людей. После того сумасшествия даже дикая гонка по ночному городу казалась детской забавой. Оскалившись, Аркесил обернулся через плечо, чтобы оценить расстояние, отделявшее его от преследователей… и грязно выругался, что случалось с ним крайне редко. Проклятый номарг не совсем промахнулся: на крупе коня алела короткая, но глубокая борозда, быстро наполнявшаяся поблескивающей влагой. Проклятье! А позади — два… нет, три всадника. Аркесил почувствовал, как его, словно сосуд, наполняет ярость.

Несколько кварталов конь еще держал скорость, хотя, чувствуя боль, мотал головой и жалобно ржал. Чуткое ухо Аркесила вскоре уловило сбой в привычном ритме галопа, только возбуждение помешало ему сделать это раньше. Очень скоро конь обессилит и перейдет на шаг, или, того хуже, взбесится от боли. Боги, что же делать? Вот уже и храм Афродиты, половина пути до дома полемарха. Но погоня уже за самой спиной, и… ийэ-эххх!

Споткнувшись, пегий подломил передние ноги и с визгом рухнул на грудь, потом на бок и добрую дюжину шагов проехал по земле, беспорядочно меся воздух копытами. Аркесил, кубарем полетев через голову коня, свалился на твердую, словно железо, дорогу. Он умел падать с лошади и инстинктивно сгруппировался, но все же эта встреча с землей оказалась весьма болезненной. Легкие, из которых ударом вышибло воздух, отказывались принимать его обратно, голова словно раскололась, а костыль слетел с ноги. Когда подъехали преследователи, олимпионик все еще пытался вдохнуть, дергаясь на земле, как выброшенная на берег рыба.

— Ну что, шакал трусливый, не помогла тебе коняга? — участливо спросил один из трех. Они спешились и окружили олимпионика как стервятники падаль.