Левицкий Михайлович - МАРК КРАСС

– Услуги, о которых я попрошу, не будут слишком обременительны для вас, но если вы откажете, я погибну, а Рим потеряет Трансальпинскую Галлию, – Цезарь старался говорить как можно мягче. – Честно признаюсь, мое положение очень сложно. Галлы с легкостью дали себя завоевать, но лишь теперь осознали, что потеряли независимость, и начали проявлять недовольство. Пока что новые римские подданные ограничиваются тем, что создают разбойничьи шайки и избивают сборщиков налогов, но я чувствую: в Галлии назревает огромный мятеж. Мне нужно увеличить войско хотя бы до десяти легионов, а обязанность уплаты им жалования возложить на государственную казну. Если я не добьюсь этого от нынешних консулов и сената, то надеюсь на вашу помощь в следующем году, когда вы получите консульство.

– Это все? – недоверчиво спросил Красс.

– Еще одно. Я хочу оставить за собой Галлию еще на пять лет. За это время я надеюсь, наконец, привести галлов к покорности и образовать на их землях римскую провинцию.

– Твои требования вполне приемлемы, – согласился Красс. – Надеюсь, и ты, Гай Юлий, понимаешь, что, получив провинцию Сирия, я попытаюсь расширить римские владения на Востоке?

– Прекрасно понимаю, что ты имеешь в виду, и поддержу любые твои шаги.

– И ты не будешь препятствовать мне набирать легионы в Италии?

– Более того, я отпущу твоего сына Публия и постараюсь помочь тебе воинами, как только ты сообщишь о начале похода. Я поддержу Помпея Великого, едва он пожелает получить любую из римских провинций, кроме Сирии и Галлии, естественно.

– Гай Юлий просит умеренно, наши пожелания воспринял благосклонно – мне остается лишь согласиться с ним, – подвел итог Красс. – Меня волнует другое: желаемое я получу не ранее чем через год. Не изменятся ли планы Цезаря и Помпея за это время?

– Мы давно знаем друг друга, и до сих пор у нас не было повода для недоверия, – поспешил успокоить Красса Цезарь. – В крайнем случае, если один из нас нарушит договор, двое других найдут силы и средства поставить его на место. По-моему, никто из нас троих не отличается кровожадностью. Братоубийственной войны не хотят сенат и народ – еще свежи воспоминания о кровавом споре Мария с Суллой, который очень дорого обошелся Риму. Будет лучше, если в случае размолвки мы вновь встретимся втроем за амфорой старого хиосского вина и решим все проблемы.

– Что скажешь, Помпей Великий? – обратился Красс к союзнику.

– Мне остается лишь присоединиться к вам.

Помпей уже думал о любимой жене, поэтому его мало волновали вопросы власти и сам Рим. Даже недолгая разлука заставляла его тосковать о Юлии.

Приближался день выборов консулов.

Как обычно, претендентов было много, но почти все кандидатуры были настолько незначительны, что едва ли могли рассчитывать на избрание. По Риму упорно ходили слухи, что получить консульство будут пытаться Гней Помпей и Марк Красс и что их поддерживает Гай Цезарь.

Римляне заключали пари, кто одержит победу на выборах: большинство, конечно, ставило на Помпея и Красса.

Чем ближе подходил день выборов, тем больше росло изумление граждан, и вызвано оно было упорным молчанием тех, кому уже прочили победу. Их действия породили много домыслов в народе. Неопределенность поведения первых граждан государства пугала обывателей, нарушала их спокойствие и побуждала к действию отчаянных людей, привыкших ловить рыбу в мутной воде.

Внести ясность попытался консул Гней Корнелий Лентул Марцеллин, бывший ранее в хороших отношениях с Помпеем, но в последнее время перешедший под крыло Катона. На народном собрании он прямо спросил Красса:

– Марк Лициний, будешь ли ты домогаться консульства на следующий год?

– Если это принесет пользу Риму, то буду, в противном случае – воздержусь, – уклончиво ответил сенатор.

– Гней Помпей, выставишь ли ты свою кандидатуру на выборах консулов? – обратился Марцеллин к товарищу Красса.

– Может быть, выставлю, а может, и нет, – еще более неопределенно ответил Помпей.

– Времени для раздумий не осталось: через несколько недель выборы, – не унимался консул. – Народ желает услышать от тебя, Гней Помпей Великий, более конкретный ответ.

– Для добрых граждан я, наверное, выставлю свою кандидатуру, но не сделаю это для дурных.

– Гней Помпей, твой ответ я расцениваю как оскорбление народного собрания. В своей гордыне ты потерял уважение к сенату, римским обычаям и законам, но последнее слово не за тобой, а за римским народом.

Угрозы Марцеллина задели военачальника за живое, и он просто не мог не ответить:

– Ты, Марцеллин, самый несправедливый человек на свете, к тому же, абсолютно лишенный чувства благодарности. Ведь это я сделал тебя из немого – красноречивым, а из голодного – пресыщенным обжорой.

Крассу не по душе было слушать перебранку товарища с консулом, и он покинул собрание.

Второй консул, Луций Марций Филипп, также был враждебно настроен к триумвирату: союзу Помпея, Красса и Цезаря.

– Почему мы должны спрашивать у Красса и Помпея, желают ли они стать консулами? – вопросил Марций Филипп. – Разве у нас в Риме нет больше людей, достойных управлять государством? Почему обязательно Помпей с Крассом? Почему снова вместе? Лично мне это непонятно – ведь они никогда не были друзьями. Прошлое совместное консульство Помпея с Крассом принесло лишь беды и угрозу новой гражданской войны. Я уверен, что консульство нужно им не для заботы о благе государства, а для тирании, захвата провинций и ведения кровавых войн.

После такого заявления шансы союзников Цезаря сильно упали. Дело в том, что именно консулы должны были составлять список кандидатов и оглашать его народу. Само собой, они могли вычеркнуть любого неугодного им человека, и Рим не сомневался, что Лентул и Филипп воспользуются этим правом.

Многие граждане со страхом следили за происходящим, ведь Помпей и Красс были не теми людьми, которых можно остановить одним словом, даже если это слово самого консула.

Тем временем консулы решили назначить день выборов. И тут два народных трибуна вспомнили о старинном праве вето и наложили его на решение консулов. Народные трибуны, ссылаясь на неблагоприятные знамения, запрещали выборы всякий раз, как только консулы изъявляли желание их провести. Так продолжалось до тех пор, пока не окончился срок полномочий Гнея Корнелия Лентула и Луция Марция Филиппа. Теперь каждые пять дней из числа сенаторов избирался интеррекс, который вместо консулов был обязан проводить выборы.

Союзники дождались, когда место интеррекса занял один из сенаторов, получивших богатые подарки от Цезаря, и выставили свои кандидатуры.