Левицкий Михайлович - МАРК КРАСС

– Пожалуй, ты прав. Говорить ты стал много, но не по существу. Я уже долго тебя слушаю, но никак не пойму к чему ты клонишь. Ведь Марк Красс не приходит без дела?

– Признаюсь, Помпей Великий, слова твои справедливы, – согласился Красс, стараясь загладить вину. – Даже не, знаю с чего начать…

– Начни с главного, – посоветовал Помпей.

– Что ты скажешь о победах Цезаря в Галлии?

– Весь Рим только о них и говорит.

– Что говорит продажный Рим, мне известно; а что думаешь ты?

– Мне остается вместе со всеми радоваться успехам нашего общего друга.

– Не могу разделить твой восторг, Гней. Кстати, ты весьма искусно его скрываешь…

– Отчего же? Твой сын Публий немало отличился под началом Цезаря. Его подвиг в битве с германцами сравнивают с твоим у Коллинских ворот, когда ты, Марк, спас и Суллу, и Рим. Так что успехи Публия – твои успехи.

– Я рад, конечно, что мой сын вырос настоящим воином. Меня больше восхищали бы успехи Публия, если бы он был моим легатом. Гай Юлий пользуется плодами побед моего сына и через них становится еще сильнее.

– В тебе говорит зависть, Марк? – предположил Помпей.

– Нет, нет, Гней! Лишь тревога за Рим, в том числе и за нас с тобой.

– Не хочешь ли и ты, Марк, отломить кусочек от галльского пирога?

– Зачем же кусочек? Ты же знаешь, я не люблю делиться и предпочитаю пирог целиком.

– Ты вознамерился отобрать у Цезаря Галлию? – ужаснулся Помпей.

– Я не веду речь о Галлии – мир велик. Я думаю, и нам с тобой найдется место под солнцем.

– Так ты и обо мне проявляешь заботу, Марк. Весьма трогательно, но я об этом не просил.

– Оставь свои колкости для разговора с женой. Если ты в обиде за мою невинную шутку в начале беседы, то я готов еще раз принести извинения. Но и ты, в конце концов, начни мыслить разумно и употреби свой ум на то, чтобы трезво оценить ситуацию. Думаю, ты достаточно потешил свое самолюбие, издеваясь над каждым сказанным мной словом.

Помпей воспринял призыв Красса мыслить трезво весьма своеобразно. Он поднялся и налил вина себе и гостю. Неторопливо прохаживаясь по комнате, Помпей осушил кубок и лишь после этого вернулся к разговору.

Вино не возбудило Помпея, как обычно, а, наоборот, подействовало на него успокаивающе.

– Ты прав, Марк, и я благодарен тебе за визит. Просто в последнее время слишком много людей стремится доставить мне неприятности, и я стал не в меру раздражительным. Иногда с недоверием отношусь даже к людям, желающим мне добра, – миролюбиво произнес Помпей.

– До сих пор со мной разговаривал обиженный, озлобленный мальчишка, но теперь я вновь услышал Помпея Великого, – облегченно вздохнул Красс. – Что скрывать, порой мы относились друг к другу, как два озлобленных пса, не поделивших кость. Наши интересы часто пересекались, и мы бездумно тратили свой пыл на взаимные оскорбления. И все же главное то, что мы не способны замыслить подлое предательство друг против друга, как, впрочем, и против государства. И ты, и я часто были не согласны с решениями сената, а отдельных отцов народа считали своими врагами. Но никто из нас даже не помыслил разогнать сенат и заменить его личной властью, хотя такая возможность была, и не раз. Особенно у тебя, Гней.

– Полностью с тобой согласен, Марк, – охотно поддержал собеседника Помпей.

– Цезарю наплевать на всех. Он идет напролом к своей цели, не считаясь с мнением сената и законами предков. Мы создали его своими руками, но наступит время, и он отрубит те руки, что возвысили его, и скормит их псам.

– Теперь и я понимаю, что напрасно мы отдали Цезарю наместничество в обеих Галлиях.

– Дело вовсе не в этом. Не было бы Трансальпинской Галлии – Цезарь нашел бы себе иное место, которое обеспечило бы его нынешним положением и славой. Печальнее другое: мы сами без принуждения повесили над своими головами дамоклов меч. Ты, Гней, прибег к его помощи в минуты отчаяния, но как я оказался среди вас двоих – до сих пор не пойму.

– Цезарь умеет даже врагов обращать в друзей. Цицерон, не без его помощи отправленный в изгнание, теперь разделяет восторги толпы по поводу успехов Цезаря. И мы с тобой, Марк, в последние годы только и делаем, что помогаем Цезарю удерживаться в Галлии. Хорошо бы лишить его наместничества вместе с легионами. Тогда мы смогли бы разговаривать с Цезарем на равных.

– Или же по примеру Гая Юлия получить наместничество и иметь под рукой, по крайней мере, несколько легионов, – продолжил мысль Помпея Красс.

– Я разделяю твои опасения, Марк, но не могу выступить против Цезаря с оружием. Его дочь Юлия – моя жена, и, как это ни странно для моих лет, я люблю ее…

– Речь идет не о войне против Цезаря. Я лишь хочу находится с ним в более-менее равном положении. Самое лучшее, что мы можем сделать – это встретиться с Цезарем. Мы сообщим о желании получить наместничество в провинциях и послушаем, что он на это скажет. Я хочу Сирию. Что желаешь ты, Помпей Великий?

– Я пока не думал об этом.

– Согласен ли ты, по крайней мере, встретиться с Цезарем вместе со мной?

– Да, видимо, в этом есть необходимость.

Наместник Галлии, конечно, не мог знать о разговоре Помпея с Крассом. Но зато он знал другое: сенатор Луций Домиций Агенобарб во всеуслышание заявил, что Цезарь незаконно получил наместничество в Галлии. Агенобарб пригрозил, что, как только станет консулом, немедленно отзовет Цезаря из провинции и привлечет его к суду. Сенатор был очень богат и обладал большим влиянием в Риме. Его угрозы не были пустым звуком. Поэтому Цезарь не просто дал согласие на встречу с Крассом и Помпеем, но и настоял на том, чтобы она произошла как можно скорее.

Свидание трех самых могущественных людей Рима состоялось в Луке, на севере Этрурии, недалеко от подвластной Цезарю Цизальпинской Галлии. Чтобы скрыть свои истинные намерения, Юлий Цезарь пригласил в Луку сенаторов и всех влиятельных лиц Рима. Поводом послужило желание наместника посоветоваться насчет дальнейшего устройства завоеванной Трансальпинской Галлии.

Такого количества именитых гостей скромная провинциальная Лука еще не видела. Приглашение Цезаря приняло более двухсот сенаторов. Среди них были проконсул Ближней Испании Квинт Метелл Непот, пропретор Сардинии Аппий Клавдий, множество преторов, квесторов. Только ликторов, положенных должностным особам, насчитали сто двадцать человек.

Одним из последних прибыл озлобленный Гней Помпей Великий. У зятя Цезаря были на то свои причины. По поручению сената Помпей ведал хлебными поставками в Рим. Он приложил немало усилий, чтобы доставить зерно из Египта, Сицилии и Сардинии, а народный трибун Клодий бесплатно раздал его плебеям. Теперь Рим был поставлен на грань голода. При этом щедрого трибуна плебеи возносили до небес, а в адрес Помпея звучали лишь проклятия народа и упреки сената. Помпей подозревал, что Клодий, тесно связанный с Цезарем, и на этот раз выполнял волю своего патрона.