Андрей Ерпылев - В когтях неведомого века

– Да здравствует Генрих Четвертый! – взорвался приветственными криками пиршественный зал. – Да здравствует наш король!..

– Чего же вы хотели, господа?..

Поминки, плавно перетекшие в очередной сабантуй, переместились в более уютное помещение, чем громадный, двенадцать на двадцать пять метров, зал, – королевскую библиотеку. Естественно, за королем последовали только самые близкие ему люди, оставив остальных пировать в свое удовольствие уже без монаршего присутствия, но зато с тостами, здравицами и под музыку, весьма, правда, немелодичную.

– Неужели король Франции мог жить после такого позора, пережитого от женщины, пусть и матери его жены, да еще на глазах половины столицы? Да не хвати его, то есть меня, удар – он должен был покончить с собой… Да-да! – Король возбужденно размахивал кубком, несколько напоминая православного священника на презентации нового игорного дома, кропящего святой водой все подряд на страх бесам. – Броситься на шпагу, размозжить себе голову о стену, выпить отравленное вино, наконец!..

Генрих, выпалив все это, брезгливо посмотрел на свой кубок, три четверти содержимого которого уже перекочевало на гобелены, полки с книгами, а также одежду, волосы и лица приближенных, после чего отшвырнул его и вытер ладонь о колет.

– Браво, Генрих! – несколько раз хлопнул в ладоши шут, с раскрытым фолиантом Франсуа Рабле на коленях примостившийся в кресле между двумя мраморными бюстами каких-то сумрачных бородачей, один из которых – Жора мог поклясться чем угодно – был в Шапке Мономаха. – Я и не думал, что ты так скоро решишься повторить старый трюк!

– Да, повторил, – подтвердил король, хватая со стола другой кубок и подозрительно нюхая его содержимое перед тем, как пригубить. – А что, сошло один раз – сойдет и в другой! Это только вам, шутам, рубят головы за бородатые шутки! – и тут же, безо всякого перехода: – Кстати, Леплайсан, я вижу, что ваш друг с вами…

Арталетову показалось, что король смотрит именно на цепь, болтающуюся на его шее. Ему не оставалось ничего иного, как поклониться монарху.

– Извините, ваше величество, – пробормотал он, снимая с шеи проклятое украшение и с еще одним поклоном протягивая Генриху, предпочитая не обращать внимания на шута, вытаращившего глаза и с самым выразительным видом крутившего пальцем у виска. – Я понимаю, что я не имею никакого права носить это, и с благодарностью возвращаю…

Король растерянно принял цепь и машинально принялся вертеть ее в руках, словно четки.

– Тут, правда, нет одного звена, но я все верну… – добавил Жора, краснея: ему показалось, что король считает звенья. – Когда заработаю…

Генрих встал и неожиданно для всех, притихших в ожидании бури (виданное ли это дело – возвращать назад королевские подарки, словно грошовый медальон с портретом неверной невесты), заключил строптивца в объятья и горячо облобызал его в обе щеки.

– Я не ошибся в вас, шевалье! – заявил король, отстранившись, чтобы окинуть взглядом зардевшееся лицо Георгия: тот совсем не был сторонником такого вот братского проявления чувств со стороны мужчин. – Ваша детская наивность в сочетании с кристальной честностью наивыгоднейшим образом выделяет вас среди моих подданных… Благодарю тебя, Леплайсан, за этот великолепный образчик истинного дворянина, который ты привел ко мне! Ах, если бы и ты был хоть на сотую часть таким же бессребреником, как твой друг…

Шут, понявший, что все его надежды на золотую безделушку гикнулись, досадливо буркнул что-то типа: «Не дождетесь!» и сделал вид, что углублен в изучение книжной страницы.

– Унесите! – не глядя швырнул Генрих цепь в лицо кому-то из придворных, едва не покалечив беднягу (в «цепочке» было граммов триста, не менее) и возвысил голос: – Но тут же принесите другую, в два раза толще! Помните, ту самую… Ну, ЭТУ… от Ордена Белого Слона, возвращенного мной Датскому королю в прошлом году.

Леплайсан тут же оторвался от Рабле и с интересом насторожил уши: такие заходы суверена обычно свидетельствовали о внезапном приливе щедрости.

– И не забудьте кошелек с сотней золотых экю! – крикнул Генрих вслед удаляющемуся вельможе, потирающему ушибленный лоб. – Нет! С двумя сотнями! И не экю, а полновесных испанских квадруплей!..

– Сир, – шепнул королю на ухо королевский казначей, в число особенно приближенных не входивший, но считавший своим долгом присутствовать везде, где даже гипотетически могут возникнуть угрозы королевской казне, – двух сотен квадруплей, увы, не наберется… Дай Бог, если тридцать-сорок наскребем…

– Две с половиной сотни экю! – провозгласил монарх, сделав вид, что не расслышал уточнения. – Пусть все знают, что король Франции тоже умеет быть щедрым!..

– Право же, не стоило этого делать, ваше величество….

Новая цепь, оказавшаяся не вдвое, а почти в пять раз тяжелее предыдущей, немилосердно натирала шею, будто вериги кающегося. И снять ее, хотя бы на время, не было никакой возможности – король пожелал самолично ознакомить нового друга со всем своим большим и сложным хозяйством.

Жоре было невдомек, что, будучи тонким политиком и обладая недюжинным здравым смыслом, король решил при первом удобном случае приставить честного до идиотизма нового знакомого к какому-нибудь из многочисленных «хлебных» мест, на котором большинство счастливчиков редко удерживалось дольше полугода.

Текучесть кадров на должностях типа королевского казначея, директора Монетного двора или того же главного мытаря (средневекового аналога министра по налогам и сборам) была одной из главных причин постоянной королевской мигрени. Не успеет чиновник занять кресло, как вскорости оказывается в Бастилии, а то и сразу на эшафоте. Вот и сейчас «под статьей» ходили все три обладателя высоких постов, а второго из них Генрих, не задумываясь, посадил бы на кол, отступив от вековых традиций, если бы тот не был одним из многочисленных друзей детства любимой супруги, Маргариты. Вот и пришлось затеять сложную многоходовую комбинацию, в результате которой место должно было стать вакантным, а зарвавшийся стяжатель – невредимым и оказаться на другой, не менее почетной должности, но уже при лотарингском герцоге, тоже, кстати, друге детства…

– Ничего-ничего! Привыкайте, шевалье, – снисходительно похлопал высочайший гид по плечу своего экскурсанта. – Корона, замечу вам, значительно тяжелее, но я же не жалуюсь…