Александр Бушков - Лунные маршалы (сборник)

– Ты все правильно говоришь, – сказала Вета. – Но ведь мало нарисовать картину с соблюдением всех пропорций и правил. Нужно еще и душу в нее вложить.

– Это я-то не вкладываю? На дилетанта и обижаться бы не стоит, но ты…

– А я временами боюсь того, что ты считаешь своей душой, – сказала Вета, и это прозвучало серьезно. – Из кирпичиков все складывается – не любит спорить, и «Роланд» твой, и даже то, что ты не едешь поездом, а собираешься промчаться двести километров на машине. У Джеймса Бонда два нуля перед семеркой, а у твоих «Жигулей» – один…

– Очень мило. – Гаранин не был обижен или раздосадован, скорее не на шутку удивлен. – Ты что, меня в бонды записываешь? Перебор, родная…

– Перебор, – согласилась Вета. – Ты просто супермен а-ля Киплинг с поправкой на научно-техническую революцию и страну. Если бы только пыль от шагающих сапог – судьбы под сапогами…

Бывали и раньше пикировки слабого накала, скорее словесное фехтование. Но сейчас она, кажется, всерьез верила в то, что говорила.

– Тебе не кажется, что это лишь эмоциональные перепевы иных мягкотелых откровений? – спросил Гаранин. – Тысячу раз мы это слышали – плохо быть хоть чуть-чуть похожим на локомотив, плохо быть энергичнее других, плохо стремиться достичь своей вершины – не дай бог кого-нибудь обидишь… Да какое Делу дело до обид и колыханий души? Если уж взялся чему-то серьезно служить, то, чувствуя свою слабость, не криви обиженно губы, когда тебя обходят более сильные…

Вета ответила новыми колкостями, содержавшими уже значительно меньше логики. Он на них – тем же. Разыгралась размолвка средней степени. Вместо завтрашнего утра пришлось выехать вечером – «дипломат» со всем необходимым все равно лежал в машине.

Дорога вилась размашистыми дугами, еловые лапы стегали по крыше при резких поворотах. Гаранин думал. Все раздумья над ссорой сводились к гипотезе – не собралась ли Вета от него уйти? Иной подоплеки у ее рассуждений быть не могло – то ли нашла другого, то ли просто неисповедимый выбрак, собралась порвать и стала готовить почву, рассыпая глупые претензии к его характеру…

Гаранина это никак не устраивало – Вете он предназначил в скором будущем стать его женой, это оптимальный вариант, и предстоит как-то исправлять положение, в себе он уверен полностью, так что…

Мотор заглох ни с того ни с сего, как гаснет свеча, машина прокатилась по инерции метров пять, и Гаранин затормозил.

Прошло больше получаса, прежде чем он убедился в тщетности любых усилий, – он прекрасно разбирался в моторах, но сейчас ничего не мог понять. Все было в порядке, никакой видимой неисправности, но двигатель не работал…

Он стоял утопив руки в карманах куртки. Было бы бессмысленно в двадцатый раз повторять действия, безрезультатно испробованные в разных комбинациях. Машину он не материл – всякое случается, было бы нерационально и глупо тратить время на ругань. Темнело. Ели по обе стороны дороги начинали уже сливаться в неразличимую стену. Гаранин быстро оценил вариант – их имелось всего два. Двадцать километров назад, до деревни, – в любом случае потерять всю ночь. Десять километров вперед, до тракта, – он их отмахает часа за полтора, движение на тракте оживленное и ночью, добраться до Крутоярска не составит особого труда. А за машиной можно съездить, покончив с делами. Или Прудников утром пошлет кого-нибудь. Никуда машина отсюда не денется.

Гаранин забрал «дипломат», запер машину и размашистым шагом бывалого туриста направился к тракту. Раздражение на машину улеглось, более того – было даже что-то пикантное в том, что к решающей его судьбу встрече приходится добираться таким вот образом. Будет что вспомнить. Он шагал, помахивая в такт «дипломатом», страха перед темнотой он никогда не испытывал, в небе все четче проступали крупные белые звезды, было свежо и спокойно.

Поворот. Далеко просматривается дорога и человек впереди – он шел в ту же сторону, гораздо медленнее Гаранина, едва ли не брел. Куда это он, с легким недоумением подумал Гаранин. Корову искать пошел, что ли? Ботал поблизости не слышно.

Чтобы не испугать внезапным появлением случайного попутчика – все-таки дорога, вечер, неприятно тому будет вздрогнуть, – Гаранин громко засвистел какой-то модный мотивчик и прибавил шагу. Человек не обернулся. Гаранин засвистел громче. Никакого результата. Он крикнул:

– Эй, дядя!

Тщедушный человечек в чем-то мешковатом брел, словно и не слышал. Гаранин наддал, пристроился к незнакомцу плечо в плечо, посмотрел на него сверху вниз и спросил:

– Что не отзываешься, дядя?

Маленький козлобородый мужичок в облезлом полушубке не по сезону посмотрел на него, дернул растопыренной пятерней и без того кудлатые волосы, лениво обронил:

– А зачем?

– Ну мало ли…

– Мололи, мололи, да и смололи…

Водкой от него вроде бы не пахло.

– Корову ищешь? – спросил Гаранин.

– Коли ты себя коровой считаешь…

– Я-то причем?

– А я? – сказал мужичок. – Ты не при чем, а я при нем, должность такая.

– При ком?

– При нем. – И мужичок раскатился перхающим смешком. – Эть ты смотри, как занятно получается, – не похожа твоя вонючая самобежка на мужицкую телегу, а один ляд прыть потеряла. Занятно… Вот ты грамотный, объясни, почему так? Ведь по старинке я все делал, как при Ваньке Грозном…

Послал бог попутчика, разочарованно подумал Гаранин. Ему сразу стало скучно. Услышал шум мотора – далеко ведь по тайге разносится – и стал плести черт знает что. Как дед Мухомор в нашей деревне – тот, шизанувшись на старости лет, все лешим себя воображал… Так и помер, не разуверившись.

– Из Каптайки, батя? – спросил Гаранин, решив, что перебросится парой фраз и уйдет, не тащиться же с этим вороном здешних мест черепашьими темпами. – Закурим?

– Свой есть, – сказал попутчик. – От вашей травы и коза не заперхает. Так объясни мне, пока шагаем, – почему и на твою ворчалку, и на телегу один наговор действует?

– Какой еще наговор? – без всякого интереса спросил Гаранин.

– Какой, какой… Надежный, раз я снял тебя с колес. Это почему же «Роланд», своих святых не нашел, за море подался – там святее?

Гаранин даже приостановился от мгновенного удивления:

– Что? Ты откуда знаешь, дедуган?

– Мне положено. Леший я, – скучным голосом сказал дед. – Слышал про такую лесную разновидность?

Как всякий нормальный человек, Гаранин испытывал к сумасшедшим легкий брезгливый страх.

– Ну ладно, батя, будь, – сказал он торопливее, чем следовало. Шагнул прочь. И остановился.

Не было дороги, накатанной колеи с рубчиком нетронутой земли посредине. Глухая поляна, со всех сторон замкнутая темной тайгой. Дедок затрясся в дробном смехе: