ВЛАДИМИР МЕЛЬНИК - По закону военного времени…

– – Вова, а страшно на переднем крае? – спросила неожиданно она.

– – Да не сильно, просто не надо об этом думать. Да и в бою все так быстро меняется, что просто не успеваешь пугаться.

– – А о чем ты думаешь, когда они наступают?

– – Да ни о чем. Или прикидываешь, как лучше отсечь пехоту от танков пулеметным огнем или как бы с первого залпа накрыть по – больше америкосов. Лена, давай не будем об этом. Лучше расскажи. Как ты тут? Пишут ли родные?

– – Я все еще не могу поверить, что ты живой. Все время думала о тебе.

– – Лена, не надо… Ты же понимаешь, что сейчас время не то, для всех этих слов от которых и тебе будет плохо, и мне неприятно.

– – А когда? Ты ведь не знаешь, какое это тяжелое бремя – ждать. Ждать и надеяться. Ты же сам знаешь, сколько вас после боя остается в живых. Ты не видел списков потерь просто. И почему тебе неприятно?

– – Ну ты пойми, что я не хочу тебя ничем обязывать. И мне будет в два раза труднее воевать, если буду знать, что человек, который заслуживает лучшего парня, будет меня ждать.

– – Ну откуда ты знаешь, что лучше для меня? Вы все мужики до омерзительности самоуверенные.

– – Я просто не хочу, чтобы эти красивые глаза омрачались по поводу моей скромной персоны.

– – Да ты слепой, видать! Вова, я же люблю тебя! Ты что, не понимаешь? – и тут мы остановились, точнее я остановился.

– – Лена, ты извини, конечно, но я люблю другую. Не хочу оскорбить твои чувства, но я дал клятву отомстить за нее и вообще… Перед ее светлой памятью… я не имею право ее предать. Не хочу тебя обманывать и чем-либо обнадеживать. Время – лучший лекарь… Да и обманывать, и играть на чувствах не хочу… Так будет честнее.

– – Я прекрасно тебя понимаю…Так по крайней мере честно – ты прав. Но все равно буду тебя ждать. И если у тебя будет свободное время – приходи ко мне. Я буду ждать. – сказала она и заплакала. Она прижалась к моей груди, как бы ища защиты.

– – Лена, не плачь. Все будет хорошо. – только и нашелся, что сказать.

Оставшуюся часть пути мы прошли молча. Я не знаю, о чем она думала, но было стыдно почему-то. Хотя знаю, что поступил правильно – не стал обманывать и пользоваться чувствами ко мне для удовлетворения своего либидо. Но может быть это слишком жестоко. Лена слишком хороший человек, чтобы ее обманывать. Девушка мне нравилась как человек, но не больше. И душу начала вдруг наполнять такая тоска по Оксане, что захотелось заплакать. Довел девушку до КПП штаба и побрел восвояси. Скорее бы на передовую, чтобы не думать об этих вещах. Хотя бойцу всегда нужно знать о том, что его кто-то ждет. Хотя после этого разговора посмотрел на Лену с другой стороны. Она мне стала по-своему дорогой. Не знаю, не могу это еще определить – свое отношение к ней. Я не отношусь к ней как к сестре, но и как к любимой девушке тоже. А черт его знает? Разберемся на досуге, то есть после войны.

Тут я увидел машину нашей бригады – штабной уазик. На переднем сидении сидел Ал Алыч, попросился “упасть на хвост”. Мне не отказали.

Пока ехали в наше "хозяйство", сидел на заднем сиденье и все равно думал о последнем разговоре с Леной. В принципе, мне жалко девчонку. Она отличная девчонка, и внешне, и внутренне. Я это чувствую. Меня внешняя сторона не особо интересует, просто когда девчонка красивая и еще с ней и поговорить есть о чем, такое сейчас очень редко встретишь. Хотя уже себя не раз подлавливал на мысли о том, что хочется ее подхватить на руки и кружить. А потом прижать к себе… Стоп-стоп, Володя. Что-то ты увлекаешься! Не успела еще Оксанка остынуть, как ты уже на другую лезешь. Нельзя так! Просто ты, чувак, соскучился по нормальной женской ласке и все такое. Как сказали бы психоаналитики. Да ни фига! Нужно довести сначала одно дело до конца. А если вернусь живым и со всеми частями тела, только тогда можно думать о чем-либо в личном плане. Хотя, какой там личный план?! Все мое счастье был перечеркнуто осколком авиабомбы и похоронено возле бывшего Нахимовского райвоенкомата. Странное дело, я сейчас раздвоился в своих чувствах: вроде люблю, тоскую по Оксане, но меня почему-то тянет и к Лене. Но боль от утраты жены уже не такая саднящая. Видать время действительно лучший лекарь. Но я поклялся, что отомщу за нее, поэтому и разговора быть не может, чтобы не выполнить клятву. Надо быть честным прежде всего перед самим собой.

Мы доехали на место. Поблагодарив Осаулко, пошел к себе. Навстречу ко мне подошел дневальный моей роты. Выдрал за немного расхлябанный вид, но не со зла, а так, для профилактики. Как у нас любят говорить: “На полшишечки”. Солдат доложил, что к себе меня вызывает Мирошкин. Послал его в нашу штольню за полевой сумкой, потому что уже предполагал почему комбат к себе вызывает. Когда дневальный принес сумку, направился к крайней от въезда в наше "хозяйство" штольне. Зашел туда – там находился "штаб" батальона. В одном из стволов наткнулся на Мирошкина. Там уже сидели все командиры рот. Доложил о прибытии и сел на ящик из-под автоматов, который обычно заменял стул и стол одновременно. На другом ящике, стоявшем посреди ствола штольни, была расстелена карта. При свете летучей мыши он ставил задачи командирам рот. Дошла очередь и до меня. Нас перебрасывали в район высоты Карагач и Сапун-горы. Потому что "уголовники" не смогут долго удерживать свои позиции. Тут же Мирошкин раздал нам карты километровки с районом действий. Карты были неважного качества – видно, что это ксерокопии ксерокопий. Блин, уже и забыл что такое ксерокс и компьютер! Комбат рассказал порядок следования к месту, а также кому и где располагаться. Командиру нашей батальонной минометной батареи как всегда повезло – он в двух километрах в тылу будет. Но им тоже не сладко приходится, особенно когда их накрывает армейская авиация противника. С другой стороны классно, что на Сапун-горе. Если ее хорошо укрепить, с умом, то ни одна гнида не проползет. На картах уже был проложен маршрут следования. Кстати, это мой дебют на передовой как командира роты, я имею в виду полноценной роты и официально в этой должности. Ну ничего, все всегда получается впервые. Это как потерять девственность. Боюсь ужасно. Ну, ладно, не боись! Выезд на боевую назначен на 23.30. Мы сверили часы – у всех было 18.43.

Наконец нас распустили. Я пошел в расположение своей роты. Когда зашел в нашу ротную штольню дневальный крикнул "Смирно!". Приказал вызвать всех офицеров и прапорщиков. Минут через двадцать они собрались в моем "офисе" – отгороженный фанерой угол. Передал все, что мне довел Мирошкин. Всем приказал до 20.00 провести строевой смотр и доложить мне о результатах. На смотре проверить оружие, снаряжение, а также технику. Проверить укомплектованность боеприпасами, продовольствием, медикаментами и топливом.