Андрей Посняков - Воевода заморских земель

В тусклом свете короткого полярного дня на фоне белесого неба чернели странные сооружения, похожие на огромные, вытащенные на берег, лодки-байдары с толстыми вертикально торчащими стрелами. Чуть дальше от реки, у сопки, стояло несколько яранг, немного отличных от чауча, а за ними сложенные из лиственницы избы. Впрочем, Чеготтай-шаман говорил, что избы – он так смешно произносил это незнакомое слово – здесь были и раньше.

– Вай! – не удержавшись, шепотом воскликнул Чельгак, увидев, как из большой, украшенной изображением креста избы вывалилась целая толпа народа – мужчины, женщины, даже дети – в ярких нарядных одеждах. Послышался смех, радостные крики, песни…

– Видно, в этом стойбище праздник, – кивнул Ыттыргын, подползая ближе. – Охота и рыбалка, по всему, была удачной. Сейчас будут пить сок мухоморов, гулять будут.

– Да, гулять будут… – согласно протянул Чельгак, он вообще любил веселье, даже и без сока мухоморов.

– Однако, пора, – проводив глазами возвращающихся в стойбище водоносов, поднялся на ноги Ыттыргын. – За реку откочуем, ярангу поставим. Каждый день здесь посматривать будем.

Ну, в путь так в путь. Чельгаку, честно говоря, надоело уже тут лежать, смотреть на чужой праздник. А вот бы и самим пойти? Интересно, обрадовались бы им незнаемые люди? Чукчи-чаучи бы обрадовались. Соком мухоморов бы угостили гостей да забродившим настоем из ягод.

Двое водоносов в лисьих шубах, отдыхая, поставили на снег бадью, чуть расплескав воду. Один потянулся, даже снял шапку, подставив голову ветру.

– Вот и до Покрова дожили, дядька Матоня, – обернувшись к напарнику, произнес он. – Только невесело почему-то.

– Уж конечно, невесело, – буркнул в ответ Матоня – коренастый, с заснеженной бородой и колючим звероватым взглядом. – С чего веселью-то быть, ежели всего по две кружки перевара выдали?

– Да. Это плохо, что по две кружки.

– И вообще, не нравится мне все это, – помотал головой Матоня. – И так почти до края света дошли – куда дальше-то? Эх, Олелька, вернуться бы обратно в Новгород, пройтись бы по девкам, а то ведь тут-то все на виду…

– Да и тут есть по ком пройтись, – ухмыльнулся Олелька. – Вон хоть Евдокся-вдовица – всех принимает.

– Стара больно, – махнул рукой Матоня. – Молодиц бы… Да кнутом их, кнутом, эх…

– Ну, уж ты, дядька Матоня даешь, кнутом! Нет, конечно, поучить можно…

– Сколь у тебя шкур-то? – хватаясь за шест, сменил вдруг тему Матоня. – Рухлядишки мягкой?

– Да хватает. – Олелька довольно приподнял свой край шеста. – Еще и зуб рыбий имеется. Это ж какие деньжищи!

– В Новгороде, знамо дело, деньжищи. А тут? – Матоня сплюнул.

Олелька Гнус замолчал, задумался. Не впервой уж заводит с ним такие речи этот странный мужик, Матоня, с тех пор как понял, что не на тот корабль сел. Вернее, курсом корабли шли не тем, который Матоне был нужен, не в Новгород, а, наоборот, в неведомые полночные страны. А на кой ляд они Матоне сдались? Что два года на Вайгаче-острове, что здесь – одна и та же ссылка. А ведь как радовался, когда паруса увидел. Думал – добудут ушкуйники зверя морского, наловят рыбки – и домой, к Двине-реке, ну, на худой конец, в Пустозерский острог. А оттуда уж можно и в более людные места – в Великий Устюг, в Вологду – с купцами по пути зимнему добраться. Да, хорошо бы было… Ежели б не воевода. Ушкуйники в неведомые страны шли и возвращаться в этом году, похоже, не собирались. Да и в следующем – как сказать. Совсем то не нужно Матоне, совсем… А уж воевода – господи, вот ведь привелось свидеться – враг наипервейший, Олег Завойский, новгородский сенатор! Да с ним еще Гришка – смотри-ка, ничего с ним не сталось. У, гады… И тут умудрились все Матонины надежды похоронить, сволочи. Странное дело, старшой с «Семгина Глаза», Игнат – ой, себе на уме хитрющий мужик! – вроде как тоже в дальние земли собрался. Почему б, интересно? Олелька, уж на что простоват, да про то молчал. Хотя догадывался Матоня – с Ганзой иль с Орденом дело связано. Вот и не противится походу Игнат – сидит себе тихонько, шпионничает. И Олелька этот с ним. Побаивается Игната, видать сразу. Побаивается… Много чего передумал Матоня еще там, на Вайгаче-острове, в ссылке. Явдоху-корчмаря убивая, об одном думал – обратно домой вернуться. Хотя давно не было у него дома. Ну, да с деньгами – везде дом. Не в Новгороде, конечно, – там-то он преступник, да кроме Новгорода еще и Москва имеется, и Тверь, и Вологда. С деньгами везде хорошо, а деньги у Матони были – и Явдохины гульдены, и рыбий зуб, и рухлядишка мягкая – сиднем-то в походе не сидел, промышлял вместе со всеми. Вот только толку от всего этого богатства – чуть.

Долго думал Матоня, и надумал-таки. Ну, пусть господин воевода и иже с ним следующей весной дальше к полуночи плыть собираются. Пусть. А ежели кто не захочет? Даже не так: ежели не на чем будет? Корабли-то – для пущего бережения на берег с трудами великими вытащенные – они ведь и подгнить могут за долгую зиму или сгореть… Сгореть! Во – сгореть! Ну, не все, конечно. Хотя б пяток – уже хорошо. А всего судов осталось – тридцать без одного. Три кораблика в пути уже потеряли: два коча выбросило штормом на камни, да каравеллу затерло плавучими льдами. А как еще пять-шесть сгорят? Куда народишко девать? Вот и придется здесь – в Ново-Дымском остроге, что за осень расширили изрядно, – оставаться на поселение. Тут-то и развернуться можно – ясное дело, захочет кой-кто и в обрат плыть. А на чем, если корабли пожечь? Значит, не все пожечь, а парочку, или хотя б один так испортить, чтоб потом починить можно было – да не быстро, а то ведь и починят, да уведут в полночные страны. Со всей осторожностью действовать надо: на глаза аспидам – Олегу с Гришкой – лишний раз не попасться, хоть вряд ли узнают те его, да лучше уж упастись. Дело не такое уж трудное, народу много – около двух с половиной тысяч – целый город! Одному трудновато, конечно, да и годы не те – помощник нужен. Вот, хоть Олелька Гнус. Жадноватый парень, наглый, трусливый – как раз такой для задуманного дела и нужен. Только уж сильно побаивается он Игната, а Игнат, ясное дело, пожара не одобрит – ему со всеми в дальнюю сторону надо – видно, большую деньгу обещали ганзейцы за сведения. Надобно Олельку из-под влияния Игнатова вырвать. Осторожно, не торопясь. С годами мудрее стал Матоня – сам себе удивлялся, вот когда опыт пришел, эх, кабы раньше, так, может, и не сидел бы сейчас здесь.

Перед самым острогом остановились отдохнуть ненадолго, постояли, послушали песни – Покров все-таки, праздник! – да побрели дальше, к вытащенному на берег кочу, в котором, за неимением лучшего места, и жили пока. Многие, правда, ставили рядом с кораблями самоедские чумы из оленьих шкур, складывали посередине очаг из круглых камней, получалось тепло, даже жарко иногда. Изб-то на всех не хватало.