Валерий Елманов - Око Марены

– Он что – местный авторитет? – вновь не удержался от вопроса Вячеслав.

– Еще какой. А потом, каждый будет примерно так рассуждать – чего не прогуляться за добычей – ведь ты в одном строю с Мстиславом, а тот никогда не проигрывает.

– Что, за всю жизнь ни разу? – недоверчиво переспросил Минька.

– Ни единого, – заверил всех присутствующих Константин.

– А с татарами он как? – вскинул брови отец Николай. – Или не доживет?

– До Калки дотянет, но там как раз с ним приключится самое первое поражение в жизни. Мало того, в большей степени именно его вина за общее поражение всех русских полков. Но это будет потом, а сейчас его авторитет на самом верху. И потому, отче, тебе надо бы выйти на киевского митрополита Матфея и пожаловаться на владимирцев. Объясни на пальцах, что мы их не трогаем, а они уже вторую рать в поход на Рязань собирают. Мужик там сидит весьма старый, по всей видимости, поскольку, если память мне не изменяет, через пару лет помрет [116], но ты рискни, отче. Тебе главное, чтобы он кого-нибудь из своих вместе с тобой в Галич послал или, на худой конец, грамотку какую-нибудь дал. Можешь его в гости пригласить к нам в Рязань. Коли приедет – считай, что войну ты с Ярославом отменил. Хотя… пока соберется, пока то да се… Нет, лучше, чтобы он тебе с собой еще одну грамотку дал – во Владимир, с призывом к миру и гуманизму. – И ободрил: – Опыт у тебя в таких делах уже ость. Вон, в Ростове, даже лучше, чем у Хвоща, получилось. Если бы не упрямство Ярослава, то, может, Ингварь и вовсе ничего бы не добился после твоего плодотворного общения со старшим Всеволодовичем.

– Религия, – начал было по привычке Минька, но воевода, грозно глянув на своего младшего товарища, тут же оборвал его речь в самом начале:

– Цыц! Не лезь туда, где ты ни ухом, ни… В общем, лучше пошли за болванками и гранатометами.

– На завтра же договорились, – возмутился Минька.

– А ты мне только один дашь. Я его к себе под подушку положу, – промурлыкал Вячеслав, добавив с нежностью: – Он мне душу греть будет, когда я спать буду. И потом мне самому его надо за эту ночь освоить полностью, ибо аз есмь воевода наиглавнейший, а потому не хочу завтра тупым в глазах будущих учеников оказаться. – И он решительно потащил Миньку в сторону выхода, философствуя на ходу: – Репутация, в отличие от одежды, – штука хрупкая и оченно капризная, и если ты ее подмочишь, то, как говаривала моя мамочка Клавдия Гавриловна, сохнуть она будет очень долго. Возможно, всю жизнь.

Они удалились, и Константин остался наедине с отцом Николаем. С минуту они молча глядели друг на друга. Затяжную паузу первым прервал священник.

– Мне назад торопиться или, наоборот, помедлить? – глядя на князя всепонимающими глазами, глухо спросил он.

– Ни то ни другое, – помедлив с ответом, наконец отозвался Константин. – Пытайся сделать то, что я тебе говорил, а возвращайся сразу, как только получишь от митрополита определенный ответ. Неважно, какой он будет – отрицательный или положительный.

– Как Иисус говорил: «Да – да, нет – нет, а все остальное от лукавого», – грустно уточнил священник.

– Вот именно, – почему-то обрадовался Константин. – Ну и Хвощу подсоби по мере сил. Вдруг тебе на киевского князя повлиять удастся.

– А сам развязываешь себе руки, пока я буду в отлучке, – даже не спросил, а скорее подумал вслух священник, продолжая печально разглядывать князя.

– Вот за что я люблю тебя, отче, – несколько натужно засмеялся Константин, – так это за деликатность твоих осторожных вопросов. А то, знаешь, есть еще такие священнослужители, которые прямо в лоб норовят закатить, в грубую. И увильнуть нельзя, и отвечать не хочется.

– А ты и не отвечай, коли неохота, – спокойно посоветовал отец Николай.

– Им бы и не ответил, – заверил Константин. – А тебе, дипломатичный ты наш, скажу как на духу. Я ведь от тебя планов своих будущих действий таить не стал, да и на благословение твое надежд не питаю, так что руки у меня ничем не связаны. Действительно, очень хочу удалить тебя отсюда на время, пока все не уляжется. И не потому, что опасаюсь, как бы ты мне мешать не стал. Отнюдь. Просто боюсь я за тебя, отче. За тебя, за Миньку. Вы же оба, как назло, молчать не любите. Но он хоть отрок, так что с него, в случае чего, и спрос маленький. А тебе и пожизненное заключение могут припаять. Засунут до конца жизни в какую-нибудь укромную келью уединенного монастыря – и все. А через решетки глухие разумное, доброе и вечное нести людям очень уж несподручно.

– Рязань больше потеряет, ежели тебя или Вячеслава лишится, – не согласился княжий собеседник. – Это ведь вы у нас стратеги. А мы что ж – наука да слово Божье. На подхвате, не больше.

– Стратеги – пока у нас в стране такая напряженка, – уточнил Константин. – Да и то в основном только в войне да политике. Но и это все, если по большому счету разобраться, всего лишь тактика, потому что предназначена для обеспечения спокойной мирной жизни государства. А за вами действительно будущее. И тут уж не мне и не Славке главную стратегию вершить, а тебе, отец Николай, и Миньке. И пусть сами вы далеко не все успеете из задуманного, но главную цель в жизни – воспитание своих учеников, которые преемниками станут, должны выполнить во что бы то ни стало. Иначе получится, что и наши с Вячеславом труды прахом пойдут. Вот почему я и хочу, чтоб ты пожил подольше. Боязно мне, чтоб у тебя, как у Христа, не получилось.

– Кощунствуешь, сын мой, – укоризненно заметил отец Николай.

– Ничуть, – не согласился с ним князь. – Я просто имел в виду, что ему, при всей его гениальности, как раз времени-то и не хватило, чтоб в голову остальных прописные истины вдолбить. Он же всего год проповедовал, так?

– По одним источникам – год, по другим – три, – пожал плечами священник.

– Все равно мало, – махнул рукой Константин. – Вот и получилось, что частично его не поняли, частично исказили, а частично пропустили мимо ушей. Причем началось все уже с его апостолов, то есть учеников. А все почему? – вновь вопросил Константин и тут же сам ответил: – Времени у него очень мало было. Потому мне бы и хотелось, чтобы у тебя его не год, три или пять было, а очень и очень много – несколько десятилетий. За это время у нас не только академии, но и профессора первые появятся, не говоря уж о множестве студентов. Вся молодежь сплошь и рядом грамотной станет благодаря обилию школ, а случись что – все от мала до велика под ружье встать смогут, – и, заметив, как от его последней фразы настороженно встрепенулся священник, тут же поправился: – Это я образно про ружье сказал. Просто нерушимый пеший строй имел в виду, который ни одной коннице одолеть не под силу будет.

Константин вновь прошел к столу и снова черпанул ковшиком из братины. На сей раз он разлил вино сразу в два кубка и подал один из них отцу Николаю: