Алексей Волков - Командор Петра Великого

Шеин лично несколько раз приезжал к егерям, кричал, топал ногами, а как итог – понял, что ничего он тут не сделает.

И вроде бы все вернулось на свои места, Кабанов вновь стал командиром, егеря добились желаемого, но все-таки воеводе удалось отомстить. Если же точнее – напакостить. Вместо Коломны, куда полк должен был вернуться на зимние квартиры, Шеин послал его в Таганрог. Мол, раз Кабанов по совместительству назначен одним из строителей крепости и города, то только справедливо, если его полк будет при нем.

Флот тоже стал базироваться на Таганроге, и таким образом в едва намеченном городе собралась добрая половина нашей славной компании. Другая – со мной в Коломне. Конечно, хотелось быть всем вместе, годы скитаний сделали нас родными, да только не прохлаждаться же мы прибыли в Россию!

Приходилось утешаться тем, что дела, точнее доставляемый груз, привели меня к друзьям. И уж несколько свободных дней мы по старой памяти сможем провести вместе. Потом – опять возвращение к родным пенатам. Помимо прочего производства я как раз замыслил строительство небольшой бумажной фабрики. Учитывая отсутствие конкуренции, вещь прибыльная. Пусть пока нет газет, но даже патроны требуют массу бумаги. Раз уж гильзы еще не скоро станут металлическими.

Я предвкушал грядущую встречу, а сам пока неспешно осматривал город. Сколько помнится, через сравнительно короткое время его вновь вернут Турции и лишь позднее смогут окончательно включить в состав России.

А может, и не вернут. Раз уж наша компания здесь. Победить Османскую империю у нас не хватит сил, да и нет особого желания. Но на проигрыш кому бы то ни было мы не согласны.

И все-таки стрельцов на улицах попадалось многовато. Не по-хорошему возбужденных, явно разгневанных, косящихся на мой наряд так, что я пару раз пожалел об опрометчиво затеянной прогулке. Вроде наоборот, в городе, где масса служивого элемента, европейское платье не должно вызывать неприятных ассоциаций. Тут же полное впечатление, будто что-то затевается.

Шеина в данный момент в Азове не было. Отослал Кабанова, затем – его полк, а теперь сам уехал. Только не в Таганрог, а в Москву. Не зря же он – один из тех, на кого Петр государство оставил. Следовательно, жить должен по возможности в столице. На окраины можно наведываться время от времени. Например, когда подчиненные татар с турками громят.

Наверно, я не очень справедлив к генералиссимусу. Просто относиться иначе к нему не могу. Раз он пошел против моих друзей, то для меня он поневоле враг. Или если не враг, то и не друг.

– Захватим, а что дальше? – донеслось до меня от одной из групп. – Обложат опосля как зверей. Да и солдаты… – И умолк на полуслове, покосившись в мою сторону.

Городские солдаты действительно старались не смешиваться со стрельцами. У каждого – своя судьба.

Но только что означает услышанное? Как мы установили общими усилиями, бунт стрельцов должен был произойти через год. В реальности к тому времени московских стрелецких полков уже не будет. Следовательно, не будет и бунта.

Не должно быть, но что-то назревало. Если я еще способен хоть что-то соображать. Или это в очередной раз выпускается пар? У русского человека в крови ругать начальство, без различия государственного строя и века на дворе. Но это не значит, что каждый раз наружу выбирается призрак баррикад!

Попавшийся на пути кабак манил, словно оазис в пустыне. Не предстоящей выпивкой – возможностью хоть на время исчезнуть с улицы и перестать ощущать на себе враждебные взгляды. Пить я как раз не хотел. Жарко же, черт побери!

Внутри было почти пусто. Лишь сидела в дальнем уголке пара солдат, не очень-то молодых, неряшливо одетых, ничем не напоминающих подтянутых егерей, преображенцев, бутырцев. Да чуть ближе – трое не то мастеровых, не то мелких купцов. Короче, людей штатских.

– Квасу, – объявил я выросшему передо мной целовальнику.

Он явно разочаровался заказом. Вот штоф бы при соответствующей закуске – дело другое. Тогда каждый начнет тебя уважать. Даже когда мордой в этой закуске заснешь. Притом уважение отнюдь не помешает при случае стибрить кошелек.

Шиковать я не стал. Не стоит казаться богатым, когда вокруг полно бедных. Вводить во искушение малых сих, потом самому жалеть об этом.

Так, заплатить чуть больше, чтобы целовальник из благодарности и в надежде на повторные чаевые был поразговорчивее.

– Послушай, что происходит в городе? Стрельцы повсюду разгуливают. Многие при оружии. – Сабли-то у стрельцов были при себе почти всегда, но тут большинство держало в руках знаменитые бердыши да пищали.

– Бузят потихоньку, – коротко отозвался целовальник.

Я налил себе из жбана полную ендову и залпом осушил ее до дна. Все-таки настоящий квас – великая вещь! В отличие от пива, он не расслабляет, не туманит мозги. Зато жажду утоляет похлеще любого из напитков. А уж перепробовал я напитков немало.

Я положил перед целовальником еще одну монету.

– Чем недовольны-то? Я слышал, их вообще распустить хотят. Или им служба нравится?

Монета исчезла со стола, а целовальник заметно подобрел:

– Какое «нравится»? Вот ежели как раньше, в Москве… Промыслы, месяц в году послужишь… Но и положение терять не хочется. Тут сразу податей столько будет – волком взвоешь. – Целовальник явно не знал, как ко мне обращаться.

Военным я явно не был. Но и на простого купца не тянул. Одет был в немецкое (точнее, французское) платье, при шпаге. Разве что под камзолом укрывал пару пистолетов. Но их целовальник видеть не мог.

– Пусть идут в новые полки. Там жалованье вроде даже больше. Нельзя же все сразу…

– Вчера бумага пришла, – наклонился к моему уху целовальник. – Все стрелецкие полки из Азова направляют к литовской границе. Польского короля поддерживать.

Я едва не выругался. Они там совсем охренели?! Решили же раскассировать, так чего теперь?

Справедливости ради, с набором солдатских полков по извечной привычке здорово проваландались, и только сейчас дело едва стронулось с места. Добавить время на учебу и прочее – получается, что кроме пяти знаменитых полков, включая Кабановский, выставить в поле некого.

– А роспуск? – вопрос был глуп, и я сам знал это.

– Задержали. Мол, сослужите последнюю службу и тогда идите на все четыре стороны.

А служба та может длиться и полгода, и целый год. Да еще лето потихоньку подходит к концу, и приказ отправляться невесть куда и месить в этом «где-то» грязь энтузиазма не вызывает.

Только кто когда спрашивал солдат, хотят они или нет? Даже мне подобная постановка вопроса кажется глупой.

– Так пойдут или нет? – Я выложил еще одну монету.

– Кто ж знает? Ходят, спорят, ругаются. – Целовальник вновь наклонился к моему уху и произнес совсем уж тихо, на самой грани слышимости: – Они бы, может, что и задумали, но тут солдат полно. Опять-таки поместная конница.