Андрей Посняков - Патриций

– Сражались когда-то друг с другом, – расхохотался Юний.

– Я смотрю, ты тут со всеми сражался…

Гроза закончилась так же внезапно, как и началась, и вот уже в голубом небе вовсю засверкало солнце. Откуда-то появились птицы, ветер почти совсем утих, впереди, на плесе, заиграла рыба.

Замедляя ход, челн чуть заворотил и мягко ткнулся боком в низенькие мостки.

– Приехали, – вылезая, хохотнул Адоберт. – Кинь-ка вон ту веревку, римлянин!

Привязав челнок, юноша помог выбраться на мостки Эрнульфу и, что-то быстро сказав напарникам – еще двум парням, – скрылся в ольховых зарослях, тянувшихся до самой излучины.

«Как у нас, – посмотрев на ольху, с легкой грустью подумал вдруг Рысь. – Ольха, челны, плес… И река – широченная, словно море».

Нырнув в кусты, Юний выбрался на узенькую тропинку, ведущую через холм к синеющему вдалеке лесу. Впереди виднелись Адоберт с Эрнульфом, а сзади, коротко переговариваясь, шагали парни с челна. По обеим сторонам тропинки зеленела молодая трава, еще не столь высокая, но уже густая – вполне можно было бы выгнать на выпас коров, да они и паслись на вершине холма под присмотром двух пастушков. Средь яркой зелени виднелась желтая мохнатая мать-и-мачеха, а кое-где уже пошли и одуванчики – да, совсем скоро придет настоящее лето. Впрочем, очень может быть, будут еще и нудные проливные дожди, и холодный ветер, и даже, может быть, выпадет снег, который почти сразу растает. Всякое случается – на все воля богов.

Не доходя до леса, тропинка раздваивалась, и видно было, как Адоберт с идущим следом за ним Эрнульфом свернули влево и прямо по траве пошли к белоствольной березовой рощице… Юний, подумав, тоже направился к ним.

– Пей, римлянин! – Адоберт протянул Рыси туес из коры, наполненный вкуснейшим березовым соком. – Небось никогда такого и не пил раньше?

– Ну да, как же, – напившись, Юний вытер губы ладонью. – Нашел, чем удивить – березовицей. В наших местах ее знаешь сколько?

– Это в Риме-то? Или, может, в Могонциаке? – насмешливо прищурился парень. Юркий, проворный, тощий, с длинными темно-русыми волосами вокруг узкого лица, он чем-то напоминал хищную камышовую кошку. Напряжен был, словно стрела.

– Остынь, мальчик, – засмеялся Рысь. – И не называй меня римлянином. Знаешь, я родом из очень далекой отсюда земли. Куда мы идем? В деревню?

– Увидишь! Давай шагай.

Подобный тон очень не нравился Юнию, и он уже подумывал, как бы пообиднее проучить мальчишку, как вдруг впереди, за деревьями, вдруг послышалась песня:

Ах, вон оно как!

Не выходя на поляну, Юний остановился, прижался щекой к теплому стволу березы и тихо запел:

– Кто? – оборвав песню, вышла к березам Вента – ну а кто ж еще-то? – Кто только что пел?

– Добры молодцы, красны девицы, – нараспев повторил Рысь и продолжил на полузабытом языке отца. – По здорову ли ты, дева?

– По здорову. – В синих глазах девушки вдруг заблестели слезы. – Так ты из наших, – улыбнулась она. – Теперь понятно, почему ты меня спасал. Знаешь, вот уж никогда бы не подумала!

– Что, не похож на словенина?

– Нет, – Вента прищурила глаза, уже без слез, уже со смешинкой. – Хотя… Если хорошо присмотреться. И нос у тебя наш – чуть курносый, и глаза – как наше небо, про волосы я уже и не говорю – как копна спелой пшеницы. Давно ты среди римлян?

– Двенадцать лет.

– А я – шесть. – Девушка подошла ближе.

Мокрые, еще не успевшие высохнуть волосы ее блестели серебром, в синих, широко распахнутых глазах отражалось солнце, розовые, чуть припухлые губы растянулись в улыбке, на щеках заиграли ямочки, а на длинных, загнутых кверху ресницах повисли жемчужины – капли дождя? Слезы? Рысь ощутил, как захолонуло сердце. Так захотелось вдруг обнять эту северную красавицу, обнять крепко-накрепко, повалить в траву, целуя пухлые губы…

– Идем, – вдруг жестко произнесла она. – В деревне будет с тобой разговор.

– Ну, надо же!

– Откуда мы знаем – можно ли тебе доверять? Да, если бы не ты, меня бы казнили. Но очень может быть, что ты спас меня в каких-то своих, только лишь тебе выгодных целях. Римляне – коварный и хитрый народ, а ты жил среди них слишком долго. Идем, и не вздумай бежать!

– Интересно, и куда здесь можно от вас убежать? – расхохотался Юний. – Обратно за реку? Боюсь, что и меня там сразу же схватят.

– Твои дела, – оборвала шутку Вента.

– А ведь мы с тобой так хорошо разговаривали.

– И поговорили бы еще, будь я сама по себе, – скосив глаза на своих парней, усмехнулась девчонка. – Но за мной люди, и я отвечаю за них.

– Нелегкая ноша, – кивая, заметил Рысь.

Дальше шли молча, даже когда впереди показалась деревня – огороженное высоким частоколом местечко в десяток домов. Идущая впереди Вента лишь молча кивнула на узенький мостик, переброшенный через широкий, наполненный водой ров.

Завидев девушку, в раскрытых воротах замахали руками воины, в одном из которых Юний признал Илмара Два Меча, остальные же были ему незнакомы. Хотя… Ага, вон, за плечами Илмара промелькнула сутулая фигура Флакса. Выжил-таки, старина! Славно. Значит, и Арминий уже там, в деревне – или, лучше сказать, в крепости. Все живы! Нечасто, ох как нечасто такое случается, скорее бывает наоборот.

Их проводили в большой бревенчатый дом, окруженный обширным палисадником и забором. Судя по размерам, это было жилище старосты или, может быть, жреца. Сразу напротив входа располагалось обширное помещение, освещаемое двумя глиняными светильниками, справа, в углу, виднелся очаг, а посередине, вернее, чуть слева – большой стол и скамейки. У стола, пристально рассматривая вошедших, сидел седобородый старик с морщинистым умным лицом и пронзительным взглядом светлых, глубоко посаженных глаз.

– Рад видеть вас у себя в гостях, – сказал старик на латыни, довольно правильно, но чувствовалось, что язык римлян он выучил здесь, дома. – Я – Хильдегавд, здешний староста, – продолжал он и, подозвав какую-то светловолосую женщину в длинном полотняном платье, распорядился: – Фрамхильда, проводи гостей в покои, пусть отдохнут.

Поклонившись гостям, женщина подошла к перегородке, сложенной из таких же бревен, как и весь дом. В перегородке имелась пара дверей с засовами – открыв одну из них, она приглашающее улыбнулась Эрнульфу и Арминию. Те вошли.

Фрамхильда распахнула соседнюю дверь, для Юния с Флаксом.

Внутри оказалось не так уж и узко – два ложа, вернее, широкие лавки, стол, глиняная лампа с тлеющим фитилем. Рысь услышал, как за дверью лязгнул засов.